«А ведь я красива», — с удивлением подумала Гаитэ.
Служанка опустилась на колени, чтобы поправить шлейф верхнего платья.
— Вы не знаете, старший сын императора Алонсона, герцог Карди, будет на балу? — спросила Гаитэ.
— Конечно, сеньорита, — всё ещё стоя на коленях и не глядя на госпожу, прошептала служанка. — Этот ужасный человек не пропустит возможности заявиться на праздник, на котором будет так много красавиц и лучшего вина в Саркоссоре.
— Ужасный человек, — задумчиво повторила Гаитэ, с трудом подавляя вздох. — Он на самом деле так плох, как говорят?
— Даже хуже! Все Фальконэ прокляты. Я слышала, как один из бесстыдных, всюду проникающих пажей, рассказывал, что во дворце герцога, в его красном, как кровь, палаццо, есть флигель, кому никуда не дозволено ходить. Его охраняет огромный мавр, такой чёрный, как днище годами нечищенного чугуна. Там целыми днями напролёт герцог предаётся оргиям с разными женщинами. У него неистощимая мужская сила и кровожадное сердце льва. Однажды, когда страж на минутку отошёл, паж увидел черед приоткрытую дверь большой зал с огромной кроватью под алым балдахином и длинными цепями, прикрученными к стенам. И плети. Багровое пламя плясало по стенам, танцуя по обнажённым женским телам. Говорят, что непокорных красавиц этот людоед пускает на жаркое, которое готовит лично. Несмотря на жестокое обращение с женщинами, у Торна Фальконэ от них отбоя нет. Видимо, он завлекает их при помощи магических снадобий?
— Просто паж выдумщик, как все мальчишки. Дело не в дьявольских кознях, а в деньгах и власти и нет в мире чар сильнее.
— Увы, сеньорита, — подняла девушка тёмный, застывший взгляд, — не все россказни лживы. Многие девушки, услугами которых пользовался герцог Карди, напуганы до такой степени, что предпочитают хранить молчание о проведённых с ним ночах. В его дворце такое творится… просто срам! Даже родной отец пытался предостерегать сына, но тот никого не слушает.
Из дома выехали затемно.
Звёзды на небе затянуло лёгкой дымкой тумана, отчего луну словно окружал золотой ореол. А на земле повсюду пылали факелы да вино лилось рекой. Окна императорского дворца светились, как зачарованная табакерка. Экипажи так плотно заставили улицы, что почти с полквартала пришлось идти пешком.
Когда Гаитэ, в сопровождении небольшой свиты, вошла в переполненный народом бальный зал, герольды объявили имя вновь прибывшей, но в общем громогласном шуме оно потонуло, как капля в море, чему она была только рада.
Новобрачные спускались со второго этажа по широкой лестнице.
Невеста сменила тяжёлые подвенечные одеяния на нарядное платье, хорошенькое личико теперь было открыто любопытным взорам — вуаль больше не скрывала его. Жених тоже был не дурён собой. Молодые являли собой красивую пару, лучась здоровьем и довольством. Приветственные крики, овации, здравницы, пожелания счастья, процветания, скорейшего обзаведения здоровым потомством слышались отовсюду, стоило молодым поравняться с гостями.
Их обсыпали розовыми лепестками и те взлетали вверх, наполняя зал сладким ароматом. В комнате словно шёл цветочный дождь.
Гаитэ притаилась за одной из колонн, с другой стороны которой, в тени, держался молодой человек с густыми, иссиня-чёрными волосами, волной спадающими на плечи. Чернота волос и блестящих, словно ягоды смородины, глаз, создавали разительный контраст с бледной кожей. Простая одежда из чёрного бархата отличала его от остальных придворных, разодетых в камзолы всех цветов радуги, украшенных драгоценностями сверх меры.
Скрестив руки на груди, молодой человек, хмурясь, наблюдал за проходящей мимо новобрачной четой. В отличие от всех, не проронив ни единого доброго слова.
Бал начался.
Сделав несколько танцевальный па, молодожёны, раскланявшись друг с другом, пошли за новыми партнёрами. Эффидель, не колеблясь, вывела в круг танцующих того самого черноглазого красавца, на которого только что исподволь поглядывала сама Гаитэ.
С досадой обмахиваясь веером, она отошла в сторону, но, сделав несколько шагов, замерла, прислушиваясь к беседе двух мужчин, стоявших неподалёку.
— Ваша сестра очаровательна! — говорил один.
— Знает об этом и отлично умеет этим пользоваться, — насмешливо откликнулся другой.
— Брак может быть благословением, — соловьём распинался первый. — Союз мужчины и женщины перед лицом Божьим — что может быть прекрасней? Вы плачете на свадьбах?
Его собеседник уронил презрительный взгляд, брезгливо поджимая губы. Но первый продолжил, словно ничего не замечая:
— Я всегда плачу. У меня в такие моменты глаза на мокром месте. А вы?..
— На своей, возможно, заплачу, но, надеюсь, она случится не скоро, — прозвучало довольно грубо.
У Гаитэ возникло неприятное чувство, будто к позвоночнику приложили лёд. Сомнений не было — перед ней был старший сын Алонсо, печально известный Торн, герцог Карди.
Такие же волнистые, как у брата, волосы, были на порядок светлее, глаза — не чёрные, а с жёлтым тигриным отливом. Лицо открытое, смелое, волевое, но выражение высокомерия и спеси, а также пока ещё не явная, но всё же читаемая печать порока несколько портили впечатление от приятной внешности.
К ним приблизилась новая группа людей. Судя по агрессивному, даже вызывающему виду, настроенная недружелюбно.
— Добрый вечер, господа, — приветствовал их Торн с улыбкой, которую назвать приятной мешал издевательски скривившийся уголок губ. — Почему не спешите пригласить на танец дам? Позвольте угадать? Изобретаете новый крахмал для воротничков?
— Не угадали, сударь. Мы собираемся отправиться на охоту.
— Вы шутите? — издевательски заломил бровь Торн. — Для охоты сегодня ночью слишком холодно. У вас же кожа на руках потрескается!
— Не беспокойтесь. У нас есть перчатки и подбитые тёплым мехом плащи.
— Это обнадёживает, — Торн подхватил бокал вина с подноса, которым гостей обносили пажи. — На кого собираетесь охотиться, господа? На кабана?
— На тура.
Сцена приобретала новый смысл — туры тотемный зверь Фальконэ.
Улыбка сошла с лица герцога Карди. Он опустил голову, совсем как упомянутое секундой ранее, животное.
— Нам необходима его голова! — с вызовом тихо завершил фразу молодой человек.
Только сейчас Гаитэ узнала в нём Сорхэ Санчаса, ярого сторонника своей матери. Странно, но её симпатии в данный момент необъяснимым образом были на стороне Фальконэ.
Какая бестактность на свадьбе затевать ссору!
— Надеюсь, зверь уже поднят? — вплелся в общий хор голосов новый. Это Сезар Фальконэ подоспел с поддержкой.
Молодые люди с вызовом оглядели его, не узнавая. Или делая вид.
— Вы кто?
Это было почти смешно! Даже Гаитэ, недавно выбравшаяся из дикого провинциального захолустья, знала, кто перед ней. Что уж говорить о царедворцах?
