— Сейчас-сейчас… Я подцеплю и попробую вытянуть! Вот так…
В его руках оказался обломок старого желтого кирпича. Он засунул руку внутрь, в дыру.
— Там пустоты, Коршак! Тянет холодом и могилой… То есть, чтобы попасть туда — нужно продавить внутрь несколько кирпичей. Согнуться и пролезть! И все мы там!
— Учтите, пан Лооз, что у нас с собой ни огнива, ни свечей, ни факелов, как же мы там будем без огня?
— Да точно!.. Все логично! Не учли мы этот нюанс! Надо исправлять…
— Да. И кстати, — произнес лекарь Коршак, — если перейти через вон тот овраг, обогнуть реку Глубочицу, то мы можем выйти прямо на Нижнеюрковскую улицу. Там — этот притон. «Святая обитель»!..
— Нет. Не спешите! Не в этой одежде… — отрезал Ян Лооз. — Туда надо идти, переодевшись нищим или богомольным странником. Я пойду туда, но без вас!..
— Как скажете… — ответил лекарь Коршак, — тогда нам надо возвращаться…
Ян Лооз вставил обратно в кладку выбитый кирпич. Забросал вероятный вход в подземелье, откуда несло затхлостью и смертью, ветками и старыми опавшими листьями. Они отправились обратно в замок. Пану воеводскому писарю не мешало бы облачится в его «рабочие лохмотья». Ян Лооз решил посетить эту «Святую Обитель». У него был план подслушать и подсмотреть — кто там бывает, что делает, о чем говорит… Застать нужных ему людей. И главное — себя не выдать!..
… Поэтому вскоре пан воеводский писарь вновь превратился в старьевщика. Его нельзя было отличить от обычного подольского нищего-попрошайки. У такого бродяги в жизни только одно счастье — поданная??медная монета «солид». А лучше 5 солидов!..
Глава 18
… Итак, Ян Лооз вошел в «Святую Обитель» в «Городе Мертвых» на кривой Нижнеюрковской улице и поймал на себе удивленный взгляд хозяина — Василя Гнедого. Эти буравящие черные глаза не обещали ничего хорошего. А этот старьевщик сразу, как вошел, бросил Василю Гнедому серебряную монету в четверть талера. Тот ловким движением поймал ее. А так как это был первый посетитель, Василь Гнедой ничего не сказал этому неизвестному бродяге. Хозяин «Святой обители» потер солидную монету — серебро было настоящим. Если бы она была поддельной, сразу проявился бы рыжий цвет, примесь меди…
— Здорово! Чего тебе, святоша? — Василь Гнедой называл так всех неизвестных ему субъектов. Поскольку всех своих постоянных посетителей он лично знал в лицо, знал, как кого величают по кличкам, прозвищам.
— Мне… мне бы..! Этого, как его, — и тут Яна Лооза осенило, — чего-нибудь крепкого! Бенедиктина! С дороги… Так сказать причаститься! Одну рюмочку! Только одну!
— Нету! Закончился! Не завозят к нам монахи! — отрезал Василь Гнедой и стал чистить левый рукав своей засаленной рясы.
— Тогда пива, подайте пан хозяин! Я вот в том углу присяду, добре?
— Садись, святоша…
— Вот тебе еще одна монета, но мелкая — 2 гроша! Слушай, пан хозяин, если вдруг засну — ты не гони меня прочь! Устал я… Иду в Лавру помолиться… душевные раны вылечить… Похраплю здесь пол часика — часок и дальше себе почапаю.
— Да хоть два часа! За такие деньги ты бы мог в самом Иорданском монастыре переспать! Гы-гы! И не один… а в тепле, в добре… Гы-гы… Женский как-никак монастырь…
Василь Гнедой от удовольствия потер свой золотой крест, висевший у него на мохнатой бычьей шее. Он всегда так делал, когда шла хорошая выручка. Это был хороший знак. Через некоторое время к нему в «Святую обитель», стал подтягиваться честной народ. В основном людишки странных полууголовных профессий. Были среди них и воры, и разбойники. Они заказывали выпивку, простую закуску, чтобы только была на столе рядом с бутылкой. Разбойники выпивали, громко смеялись, матерились, расказывали похабные анекдоты. Время от времени кто-то крестился, отрыгивав, показывал неприличные жесты, плевал на пол… Вечер в этом притоне «Святая Обитель» обещал быть интересным и содержательным…
… Вскоре туда явился пан атаман Игнаций Чуб и двое его подручных… Ян Лооз притворился спящим. Он накрылся шапкой, в которой были прорези и он не только все хорошо слышал, но и видел…
Игнаций Чуб сел почти напротив «старьевщика». Атамана было достаточно хорошо видно. Чуб щелкнул пальцами и позвал Василя Гнедого в его засаленной рясе.
— Слушай, митрополит! Ну-ка, нацеди нам чего-нибудь вкусненького! И закуски хорошей неси! И не жалей! — Чуб бросил ему тяжелую монету. «Митрополит» Гнедой посмотрел на номинал — это был серебряный прусский талер весом почти в 30 граммов! Ничего себе! Он понял, что эта троица будет сидеть здесь на эти деньги два дня!..
— Ладно-ладно. Сделаем. Я мигом!
— А это кто там у тебя в углу храпит? А? Доходяг собираешь здесь, Гнедой? — строго спросил атаман Чуб.
— Богомольный один. Бродяга. В Лавру нашу, матушку, идет. Пусть похрапит с дороги здесь, он безвредный…
— Безвредный… Эй, Бабак! А ну, прощупай тихонечко и осторожно его вшивые карманы!.. — приказал атаман Чуб.
Этот «смердящий пес» Бабак встал и подошел к «богомольному». Он аккуратно залез в карманы и ощупал их. Ян Лооз даже не шелохнулся, а только сладко засопел. Пан воеводский писарь подумал, хорошо, что он туда положил еще две мятые монеты. Два медных солида. Вороватая рука Бабака мигом извлекла их.
— Ну? Что там?
— Вот. — он показал два ржавых солида. — Это кажется все! Нищеброд он…
— Ясненько… Это хорошо…
— У него даже деревянный крестик и тот на гнилой веревке. Нищеброд с Подола!
— А. Брось его! — приказал Чуб. — Иди сюда, подсаживаются ближе!
Ян Лооз демонстративно захрапел…
Под гулкий звон пивных кружек и похабный смех внутри «Святой обители» атаман Чуб сказал:
— Я был у этого проходимца Крука — он несговорчивый! Он чего-то боится!. Все указывал мне на каких призраков! Вот это суеверный дурачек! Я ему пообещал 10 процентов от нашего дела, а он скотина…
— Так а нам, что делать? — спросил Бабак и налил себе из большого кувшина в свою кружку еще крепкого пива. — Эй, хозяин! Еще графиняку неси! Давай, митрополит! Скорей!
Василь Гнедой направился к бочке, стоявшей отдельно в темном чулане, выполнять заказы этих трех головорезов.
— Мы пойдем к Крука! Так, значит и так! Скажем, чтобы отдал нам ту карту! Если он вдруг не согласится отдать ее — мы ему поможем! Нажмем слегка на него! Я вам, хлопчики мои, зуб даю — там полно денег!!
— Да-да… — закачали довольными головами его подельники — Бабак и Гонта.
Вскоре, Василь Гнедой вновь принес им выпивки. Уже покрепче. Бабак разлил всем по пузатым чаркам и поднял тост:
— Ну, гы-гы, вторая чарка была за верного друга! А третья, как говорят в этом веселом городе, за большую и вечную любовь! В сладких позах с горячими бабскими ласками! Гы-гы! Будем, панове!
