Отец посмотрел на жену; она молчала грустно. Он понял, что за весь вечер она не сказала ни слова. Только он говорил. Говорил и говорил. И сынишка за весь вечер сказал немного. Побольше, чем жена, но немного. Четыре слова: «Ты меня не любишь».
А он их любил! Больше жизни он их любил! Но привычная ругань и попреки так затмили любовь и нежность, что их словно уже и не было. Они увяли, как цветы в прокуренной комнате. В тихой комнате, где он говорил один. Упрекал, критиковал, насмехался, высказывал мнение свое, приводил примеры, старался задеть побольнее. Может, и не старался – но так выходило. Так всегда получается, когда ругаешь кого-то.
И он замолчал. Стало тихо. А потом он стал обнимать своих и целовать. Молча. И глаза прятать, отводить, чтобы они не заметили, что он вот-вот заплачет. Хотя чего плакать-то? Ведь все хорошо. Уже все хорошо. И все рядом. Иногда надо просто замолчать на минуту – и любовь вернется. Вернется уже от дверей, в которые чуть не ушла навсегда…
Можно пообщаться с человеком —
вполне приятным и воспитанным. Нет никаких признаков негативных. Хороший человек. А потом так станет плохо на душе. Тревога, беспокойство или полный упадок сил овладеют нами. Или неожиданная слезливость, истеричность, раздражительность. И непременно из-за этого вспыхнет конфликт с близкими или произойдет конфликт на работе; еще бы! Ведь мы в таком состоянии, что любая мелочь может стать спусковым крючком. Если не с кем конфликтовать и мы в одиночестве, просто станет тяжело на душе. И всплывут в памяти все обиды прошлого. Все плохие и несправедливые ситуации…
Это человек транслировал нам свой внутренний конфликт. Хороший, нормальный человек носит в душе (или в подсознании – как угодно назови) какую-то плохую историю. И мощные негативные эмоции, которые он сдерживает. И внешне сдерживает хорошо. Но душа наша все чувствует и перенимает. И потом мы невольно проявляем внутренний конфликт другого человека. Выражаем его подавленные эмоции. И ссоримся обычно с тем, на кого направлен скрытый гнев такого человека. Мама, муж, жена, родственник, начальник, коллега… В нашей жизни реализуется скрытый конфликт другого человека, разыгрывается тот сценарий, который он носит в подсознании.
Чехов был прекрасным человеком. Но болел туберкулезом. И невольно мог заразить кого угодно палочками Коха; это не его вина. Это такая болезнь. Зараза. Переносчиком которой может стать самый лучший на свете человек…
Поэтому при первых признаках «заражения» надо проанализировать свое состояние. Не вступать сразу в контакты с другими. Переключиться на хорошее: послушать музыку, посмотреть на прекрасные и возвышенные картины, помолиться, если вы верующий, почитать добрую книгу, сделать доброе дело… Этот метод предлагал академик Бехтерев. И он работает. И дистанцирование тоже работает; надо отойти подальше от того, кто сильно кашляет. Это жестоко? Нет, это разумно.
Какое-то время еще есть
Еще можно вернуться. Так, обратно можно пришить отрезанный палец или даже ногу – одной девочке пришили, в Советском Союзе дело было. Еще можно прийти, прибежать, все исправить, и снова все будет хорошо. Как раньше. Или почти как раньше. Шрам останется. И надо будет пройти период восстановления. Но еще можно вернуться к тому или к тем, от кого ушел. Они примут. Они еще не научились жить без ушедшего, без бросившего, без покинувшего. Он еще очень-очень нужен, как часть тела. И они простят, забудут боль, потому что очень нужен человек. Без него невыносимо, без него никак не обойтись. Мать это, отец ли, муж ли, друг, возлюбленный – неважно, важно, что он очень нужен. Нужен тому, кого оставил.
А потом пройдет время – и все. Обратно уже не пришьешь. Рана зажила. Раны обычно заживают, если они не смертельные. И те, кого оставили, научились обходиться. Сначала было невыносимо больно, а потом научились. Вон, люди даже ногами рисуют. Или бегают на протезах. Так человек устроен – он может приспособиться и обойтись. Даже без очень важного и нужного…
И тот, кто ушел, иногда возвращается. Но его не узнает даже собака, бывший преданный и верный пес, если прошло много времени. Лет десять, например. Или чуть больше, или чуть меньше – раны по-разному заживают у всех. И даже если его простили – ничего не выйдет. Потому что забыли. Забыли и обошлись. Простить – это ведь и есть «забыть».
Поздороваются вежливо. Расспросят о делах и о здоровье. Может, чаю предложат или вина. Но будут тяготиться присутствием так очевидно, что придется снова уйти.
И никто не виноват иногда – так уж жизнь устроена. Но если решили вернуться – надо спешить. А если решили уйти – надо подумать, что возвращаться к тем, кто любил, бывает бессмысленно. Потому что они все простили. И забыли. Навсегда.
Во время войны людей морили голодом
Это в Америке ставили на добровольцах эксперимент: нужно было понять механизмы истощения, чтобы помочь тем, кто по воле фашистов голодал. Узникам концлагерей и жертвам блокады. И люди добровольно согласились в этом жестоком эксперименте участвовать – чтобы помочь ученым разработать план спасения жертв фашистов.
Это был мучительный эксперимент. Люди исхудали как скелеты. Один с ума сошел, остальные тоже испытывали психические мучения вместе с физическими. Они изменились внешне и внутренне, но терпели. Несколько месяцев терпели, а ведь могли сбежать или потребовать прекращения эксперимента. И один человек так ответил на вопрос: как, мол, вы это терпите? «Я знаю, когда это кончится!» – примерно так он ответил. Участники точно знали, когда кончится эксперимент и страшный голод.
Вот в чем черпали надежду и силы эти люди: они знали, что эксперимент кончится в такой-то день. Это не навсегда. И они знали, что свободны и могут уйти. Поэтому и не уходили. Свобода и знание о дне освобождения давали им силы. Они надеялись и ждали, в отличие от тех, кто страдал в неизвестности, под страхом смерти.
Невыносимы страдание и пытка, когда прибавляются муки неизвестности. Когда ничего не известно. Когда не на что надеяться и нечего ждать. Вот это самое страшное. Это отнимает последние силы.
И задача специалиста, врача, психолога, философа, – внушить надежду. Поставить туманные, не совсем определенные, но сроки, обозначить этапы, структурировать ситуацию, сказать, чего можно ждать. Рассмотреть все варианты, а не оставлять человека в неизвестности. Добавить, что это не точно, примерно, возможно, – но даже это даст облегчение и поддержку.
Надежда – когда примерно знаешь, что спасение возможно примерно тогда-то и тогда-то, после таких-то и таких-то событий или действий. А неизвестность убивает и отнимает последние силы. Хотя все мы живем в неизвестности, но «примерно знаем» и «примерно надеемся» – это и спасает. Этим и живем.
Про заячий хвостик
мне рассказали. Одна девочка в садике плохо кушала. И воспитательницы в воспитательных целях пришили ей на кофточку сзади заячий хвостик. Чтобы другие дети смеялись, показывали пальцем и всячески выражали свое презрение тем, кто плохо кушает. Это не жестокое наказание. В моем садике детей просто били. Но не всех, а тех, кто был из бедных семей или у кого папы не было. Воспитательницы и нянечки – они умные были. И в психологии разбирались.
