— Свистеть не умеешь? — Заур как будто удивился. — Я сам, — повернувшись в сторону ручья, он выдал заливистую трель, так что стоявшая рядом лошадь, отпрянув, испуганно заржала. — Садись, Босс, поехали!
— Пешком дойду, — буркнул он, — здесь недалеко.
Подхватив лошадь под уздцы, он начал спускаться с холма.
— Ты обиделся, что ли, мистер Босс? — весело окликнул его Заурбек. — Не обижайся. Глупость это. И вредно. Есть такая поговорка у русских — «на обиженных воду возят», я никогда ее не понимал. Какую воду? Куда возят? Зачем? Почему на обиженных? Может, ты мне объяснишь. Ты же с ними рядом всю жизнь прожил.
— Не знаю, — Босс пожал плечами. — Просто глупая поговорка. Таких много.
— У нас тоже есть про обиженных людей поговорка. Сказать?
Босс отошел уже довольно далеко от Заурбека, и тому приходилось не говорить, а кричать:
— Про обиженного человека говорят, что он сам себе на ногу наступил. Хорошая поговорка?
Босс только неопределенно махнул рукой и пошел дальше, повторяя себе под нос: пока жив — не проиграл.
Глава 28
Пока спецподразделения федеральных сил сутки напролет прочесывали лесные массивы, карабкались по ущельям и сидели неделями в засадах, один из самых известных лидеров боевиков преспокойно проживал в тихом селе неподалеку от столицы республики и чувствовал себя более чем уверенно, хотя портреты его висели на каждом шагу. Подумаешь, портреты! Всего-то и пришлось, что от бороды избавиться. Да еще, выходя из дому, цеплять на нос мерзкие кругленькие очочки. Вылитый сельский учитель, а никакой не бандит. Это они, те, проклятые, его бандитом называют. Тьфу! Сами тычутся, как кутята слепые. Вот и пусть тычутся.
Салаудди шел по главной улице, в тени от акаций, и даже улыбался слегка собственным мыслям. Улица была пустынна. Он специально выходил в то благословенное время, когда все правоверные совершали намаз. И местная милиция была на молитве, и бойцы спецназа, и просто те, кто мог бы повнимательней присмотреться к чужому человеку.
Салаудди подошел к зданию сельской администрации. Здесь у входа стояла местная гордость — работающий таксофон. Даже продуктовая автолавка не каждый день сюда доезжала, а вот телефон работал. Причем бесплатно. Из щели, куда полагается бросать монеты, торчала проволока. Потянул за нее — и телефон работает. Чудо техники!
К стене над аппаратом были приклеены три листовки с фотографиями: «Разыскиваются особо опасные преступники». Двое из этих троих, как было хорошо известно Салаудди, уже давно в розыске не нуждались. Одного парня он убил сам: у того нашли газету с объявлением о вознаграждении за выдачу Салаудди. Где он ее взял, дурачок? И боец ведь был толковый, и верующий вроде, да и зарабатывал неплохо. Салаудди не жадничал с деньгами, платил своим бойцам больше, чем другие. Может, газета та у парня вовсе случайно оказалась? Но в таком деле лучше не рисковать. Второй был неизвестный. Зато негр. Вот, снова тупость непроходимая. Искать негра! А негр усы приклеил и ходит по базару никем не замеченный, так, что ли?! Хотя листовки-то, небось, все скопом печатают, не только для этого села. А где места не столь глухие, там и негры попадаются. Впрочем, неизвестный негр тоже давным-давно был мертвее мертвого.
Нечего им здесь без толку висеть, решил Салаудди, и обе листовки содрал. На третьей было его собственное лицо. Он помнил эту фотографию, хотя прошло с тех пор уже лет двадцать. Тогда он показывал одному журналисту, как надо правильно отрезать пленному голову. Тот подумал, что Салаудди шутит про голову. Но снимков успел сделать много. Пока в обморок не упал. Его даже в живых оставили. Может, и не зря.
Хорошая фотография.
Еще совсем молодой. Но уже бригадный генерал. Много трупов, быстрая карьера.
Дернув за проволоку, Салаудди набрал номер. На том конце трубку подняли быстро.
— Что с посылкой? — потребовал он.
— В понедельник, — ответили так же коротко. — Если погода не подведет.
— Хорошо. Тогда до понедельника.
Он уже собрался повесить трубку, когда невидимый собеседник его остановил:
— Подожди. Для тебя новости.
— Говори.
— Не стоит. Иди сейчас к палатке около почты, там Юсуп тебя ждет, он все расскажет.
— Понял. Бывай!
Одно было плохо с этим телефоном. Говорить по нему можно было только самыми общими фразами. Список слов, на котором автоматически включалась запись разговора, Салаудди даже до конца не дочитал — устал. Некоторые слова из списка он вообще встречал в своей жизни впервые. Какой чокнутый его составлял, список этот? Вот договоримся мы, что тротил будем называть чечевицей, и что тогда?! Салаудди еще разок полюбовался на свой портрет с красной надписью наискосок "WANTED". Огляделся — никого нет. Он достал фломастер и приписал под портретом «Дик борз», что означает «настоящий волк». Подумав пару секунд, дописал «Аллах акбар» — на всякий случай.
Дойдя до почты, Салаудди зашел туда купить газет. Их привозили с опозданием на неделю, и читать в них было нечего, всякая чепуха. Но он все равно купил — якобы за этим на почту заходил. Короткий взгляд в боковое окно — Юсуп возился в моторе своих стареньких «Жигулей», изображая внезапную поломку. Что ж, сельский учитель на каникулах и в автомобилях немного понимает, усмехнулся Салаудди.
— Могу помочь! — добродушно предложил он, подходя к Юсупу.
Тот вздрогнул от неожиданности и украдкой оглянулся.
— Там на водительском сиденье пакет. Там распечатки. Все, что я сегодня в интернете нашел. Отец сказал, это для тебя важно.
— Если только он мне там жену нашел! — усмехнулся Салаудди. — Чего там в вашем интернете случилось?
— Бекхан прорезался, — прошептал Юсуп, продолжая ковыряться под капотом.
— Вот как! Я думал, он сдох уже, шакал! — новость про заклятого врага мгновенно привела Салаудди в бешенство, хорошее такое бешенство, веселое: раз тот еще жив, значит, можно его убить. Собственноручно. Хорошо. — Говори быстро, что произошло?
— Пока ничего. Прочитаешь — все поймешь, — Юсуп испуганно дернул плечами. — Сейчас люди из мечети пойдут. Не надо, чтобы нас тут кто-нибудь увидел.
— Смотри, в штаны от страха не наделай, — презрительно бросил Салаудди, забрал пакет и пошел прочь.
Пакет словно жег ему руки. Он-то думал, что никогда больше не услышит этого имени — Бекхан. Главный правитель в переводе. Мерзкий вонючий шакал он, а не правитель!
Так Салаудди не предавал никто в жизни. И дело даже не в деньгах. Семьсот пятьдесят тысяч — сумма немалая. Но неважно, что ему тогда пришлось возмещать ее из своих денег. Неважно даже то, что пришлось на три месяца отложить все запланированные операции. Главная причина его ярости была в том, что Бекхан выставил его дураком перед всеми. Перед своими, перед федералами, перед всем миром. А сам просто эти деньги украл. Украл, смешал его, Салаудди, с грязью и смылся. И всех родных вывез, не на ком было душу отвести. Поиски ни к чему не привели, денег было мало на поиски. Да и Бекхан не дурак, зашифровался по полной программе. Потом уже стало понятно, что готовился он к этому давно и тщательно. И вот теперь всплыл. Значит, скучно стало сидеть в норе со своей «мисс Воронеж». Салаудди видел русскую жену Бекхана, давно это было. Красавица, ничего не скажешь. Сейчас, небось, толстая тетка, по пластическим хирургам бегает. У них ведь сыну уже лет шестнадцать-семнадцать.
