Босс начал потихоньку закипать. «Ладно, — думал он, — служивый человек, надо бы нам с тобой все-таки разобраться по понятиям. У тебя служба — у меня бизнес. Надо поделить сферы влияния. А то что ж получается, так и будешь у меня лучших бойцов отбирать? А мне с кем прикажете работать? С такими вот обмылками?» Он с ненавистью взглянул в сторону ринга, где все еще вяло молотили друг друга тупые «мясорубки», поискал глазами среди публики. Полковник сидел совсем неподалеку.
Босс протянул ему руку:
— Здравия желаю! — и кивнул на пустое соседнее кресло. — Я присяду?
Тот в ответ сухо кивнул, как бы не замечая протянутой руки.
Босс почувствовал, что вся его решимость куда-то испарилась:
— Только один вопрос, ничего?
Полковник наконец взглянул в его сторону, усмехнулся:
— Ну валяй.
— Снова кого-то приметил? — нашарив в кармане платок, Босс вытер лицо. «Вот ведь зверь», — мелькнуло в голове, — ничего еще не сказал, а меня уже в пот бросило».
Его собеседник только молча повел плечом — мол, понимай как знаешь.
— А после я опять лучшего бойца не досчитаюсь? — настаивал Босс, раздираемый двумя противоречивыми чувствами: неукротимой злостью на Полковника и безотчетным страхом, от которого холодело в животе, а колени становились ватными.
— Это уже вопрос номер два, — усмехнулся Полковник. — Но я отвечу, — он чуть склонился к Боссу и тихо, но очень отчетливо проговорил: — Ты меня не знаешь и никогда здесь не видел. Это все… И с травой поаккуратнее все-таки, — откинувшись назад, добавил он. — Ты тут все-таки на работе. Мухи отдельно, котлеты отдельно, не забывай. Свободен!
Босс хотел было бросить в ответ что-нибудь резкое — он же «по понятиям поговорить» подошел, а с ним, как с пацаном на побегушках, — но язык не слушался. И воздуха вдруг стало не хватать. Как будто на шее защелкнули тяжеленный железный ошейник и стягивают его все туже и туже. Едва найдя в себе силы встать, он потащился прочь. Ноги слушались плохо, пот заливал лицо, но платок куда-то делся, и он никак не мог вспомнить, куда.
Кто-то крепко взял его под руку:
— Подышать! Надо воздухом подышать! Сейчас подышим! — приговаривал, ведя его к выходу, незнакомый молодой парень. Голос его звучал глухо, как сквозь вату, и чем-то очень напоминал голос Полковника.
— Ты кто? — тупо поинтересовался Босс, едва ворочая языком.
— Я-то? Да никто, — все так же невыразительно сообщил парень. — Мимо проходил, воды зашел попить. Сейчас подышим, все хорошо будет.
Спустя некоторое время — может, две минуты, а может, и два часа — Босс обнаружил себя сидящим на табуретке возле входа в клуб. Рядом с озабоченным видом топтался охранник, бессмысленно махая мокрым полотенцем.
— Полковник там? — выхватив полотенце, Босс прижал его к лицу. Стало чуть легче.
— К-какой полковник? — еще сильнее засуетился охранник. — Вы же сами приказывали, если кто в форме, ни под каким видом не пускать. Ну дык мы… это… бдим. Откуда у нас полковникам взяться?
— Мы — бздим! — передразнил Босс. — Воды мне принеси!
— Моментом!
Парень ринулся было внутрь, но Босс остановил его окриком:
— Стой! Это… вот что… Текилы мне принеси стакан. И чтоб холодной!
Охранник исчез в подвале.
Машины, на которой обычно приезжал Полковник, на парковке не было. Ушел? Примерещился? Да ну, такой, пожалуй, примерещится… Мысли в голове двигались тяжело, со скрипом, как по ржавчине. Ничего, сейчас текилы — и полегчает. Ладно, поглядим, как дальше пойдет. Если Полковник еще одного бойца заберет, надо будет что-то предпринимать. Хотя что — непонятно. Афганцам пожаловаться? Не будут с ним афганцы связываться. С Филиппом посоветоваться? Раз он смотрящий по городу, вот пусть и смотрит, чтоб бизнес Босса гладко шел. Хотя Филипп за просто так в сторону Босса даже не взглянет. Может, не связываться? Вот же головная боль от этих чекистов или кто они там. Ловили бы шпионов своих, так нет, непременно им везде свой хитрый нос сунуть надо, сливочки снять. Да где же текила, блин?!
Глава 4
— Нет, ну ты посмотри! Ведь русским по белому этим дурам на последней примерке талдычила, что слишком свободно, прямо мешок какой-то! Они ж поклялись, что уберут лишнее. А где? — Наташа повернулась туда-сюда перед зеркальной дверцей платяного шкафа. — Тут сантиметра два лишних! Если не все три…
Алена отрешенно почесывала урчавшего у нее на коленях Наташкиного кота, не слишком вслушиваясь в стенания подруги. Ясно же, что платье — чудо, а Наташка просто цепляется к чему попало, беспокоясь, что на выпускном кто-нибудь может оказаться красивее. Вот выдумала себе проблему, ей-богу.
— Да нормально все, — бросила она в распахнутую балконную дверь, за которой то появлялась, то пропадала скачущая перед зеркалом Наташа.
— Да ты не смотришь! — возмутилась та. — Вылези с лоджии хотя бы!
— Мне и так все видно. Отличное платье получилось, Анька из параллельного все локти от зависти обкусает.
— Ага, обкусает, — жалобно протянула Наташа. — Нет, ну чего ты там засела-то? Чего убиваешься? Позвони уже своему драгоценному Боречке и не переживай! Вот, на, — на лоджию высунулась рука с мобильником. — Мой телефон возьми и позвони, — следом за рукой появилась и вся Наташа.
Кот Мартышкин, дернув ухом, приоткрыл в сторону хозяйки один глаз — чего, мол, пришла? Если чего вкусненького, то давай, а нет — не мешай, меня тут чешут, гладят и вообще.
Алена покачала головой:
— Да нет, не в этом дело. Он, когда на тренировке, мобильный дома оставляет или отключает. Чтобы родители, ну, и все остальные не отвлекали. Ладно, пустяки все. Сейчас платье до ума доведем, раз уж тебе кажется, что широко, и пойду я, — улыбнувшись, она чуть прикрыла глаза, подставляя лицо задувающему на лоджию ветерку. От ощутимого цветочного запаха — не то с приподъездных клумб, не то с соседних балконов — почему-то хотелось плакать. А это, само собой, никуда не годится.
За свои семнадцать лет она уже успела запомнить: плачь не плачь — никто тебе помогать не кинется, все твои беды и несчастья с тобой и останутся. Потому что сытый голодного не разумеет. Вон Наташка — и добрая вроде, и неравнодушная. Но разве она может понять? У нее проблема — портнихи лишние два сантиметра в поясе платья оставили. А когда твои собственные родители тебя — под дых? По крохам удалось накопить на материал для выпускного платья, сшила Алена сама, очень красиво вышло, а они… нет, плакать она ни за что не будет… взяли и продали. И мобильник — тоже загнали. Ну как же! Трубы горят, на бутылку не хватает! Нет, плакать нельзя. Что толку плакать? Еще и Борьке что-то врать придется… Борька… Плакать сразу расхотелось. Повезло ей в жизни — она встретила своего Единственного. Самое главное счастье свое. Так чего расстраиваться из-за того, что остальная жизнь не такая… счастливая? Плохо, что ему о своих огорчениях не поплачешься. Он вспыльчивый, резкий, при этом — совсем еще мальчишка. Мальчишка, который изо всех сил старается побыстрее стать взрослым, а значит, по-мужски решать все возникающие проблемы. Если он узнает, что трясущиеся ручонки ее родителей дотянулись до ее выпускного платья и телефона — ох. Разнесет же в пыль всю их насквозь пропитую берлогу, которую домом и язык не поворачивается называть. Нет, ему нельзя говорить. Придется что-то выдумывать, врать, а врать Борьке так тяжело…
