– Нет уж, спасибо. Ладно, сама тебе спою. Правда, я тоже не очень много песен знаю.
И она хрипло, еле слышно затянула песню про нелегкую долю, кружку кваса и дальнюю дорогу, отстукивая ритм большим пальцем по его руке. Ларри моргал, не зная, что ему полагается чувствовать, кроме бесконечной неловкости. Песня закончилась, магии не было и в помине.
– Так, – довольно сказала Нола, поблескивая глазами в полутьме. – Теперь надо встретиться взглядами и сказать, что нам нравится в характере друг друга.
– Мне нравится, что ты можешь убить кролика, – выдавил Ларри, решив не спорить: все-таки глупый план лучше, чем никакого. – И еще ты очень неутомимо ходишь.
– А ты не говоришь со мной как с девчонкой. Мне это нравится, – сказала Нола. Рука, которой она держала его руку, немного взмокла. – И ты не такой, как сборщики налогов. Не жуткий. Так, теперь надо хвалить внешность. Начинай.
– У тебя между передних зубов зазор. И они очень белые. Я… – Он проглотил слова «Нечасто видел рты, не закрытые маской, и нахожу их на удивление интересными». – Я люблю смотреть на зубы.
– А ты просто весь красивый, чего уж там, – выпалила Нола, крепче сжав его ладонь. – И кудри шикарные. Можно тронуть?
Не дожидаясь ответа, она взяла его за прядь, натянула ее и выпустила. Прядь, судя по ощущениям, тут же пружинисто сложилась обратно в завитушку. Нола глупо фыркнула и взяла его той же рукой за лицо. Ларри уже напрягся, но она просто качнулась вперед и коснулась щекой его виска. В месте касания кожа вдруг нагрелась, слабо мигнула золотым, – и Ларри затаил дыхание. Неужели получилось?
Нет, не особенно. Холод обсидиана тут же проглотил эту жалкую искру, и каморка промерзла еще сильнее, дышать стало совсем трудно. Нола разочарованно застонала. Она так и сидела, касаясь лицом его волос, и это ощущалось удивительно приятно, но сияние не возвращалось.
– Тут слишком много этой вашей Тени. Не выйдет, – тихо сказала Нола и привалилась к Ларри плечом. – И знаешь, я тут подумала… Что, если Славы уже нет? Он бы не выжил в таком ужасном месте. Пока нас тащили сюда, я видела. Т-такие одинаковые дома, все черное и серое. А он веселый, ему тут не место. – Глаза у нее закрывались, дыхание становилось реже. – Так спать хочется. Разбуди, если что-нибудь изменится.
Нола заворочалась, устраиваясь рядом, и Ларри неуверенно прижался лбом к ее волосам. Он чувствовал себя очень странно. В безопасности, несмотря на объективную опасность умереть. Спокойным, хотя не прикладывал никаких усилий, чтобы успокоиться. Если золотые волшебники так себя чувствовали все время, может, не так уж глупо они и жили. Нола успокаивающе погладила пальцем его руку, и Ларри закрыл глаза. Вот так сидеть с кем-то рядом было… чудесно. Да, пожалуй, это верное слово.
– Меня зовут Ларс, – пробормотал он, сам себя едва слыша. – Можно Ларри.
– Даже имя красивое. – Нола фыркнула в полусне. – Кто бы сомневался.
Она слабо улыбнулась и притихла, Ларри тоже медленно уплывал в дрему. Как говорят золотые волшебники: когда все потеряно, нечего и пытаться, нужно просто это принять. Вот так все и закончится – они бесславно заснут в ястребином Селении посреди чащи.
В игровом Селении.
Ларри с трудом распахнул глаза. Ох, ну и болван! Ястребы никогда не сдаются, как он мог позволить этой глупой золотой дреме околдовать его?
Селение – это место, созданное, чтобы выжимать из молодых дикарей страх и ярость, которые можно использовать для создания Тени. Ларри посмотрел на дремлющую Нолу. Он ведь гардиан, его учили использовать для достижения цели любые подручные средства. Ларри кое-как выпрямился и со всей силы пихнул ее локтем в бок.
– Ты сказала, я не такой, как они. Но я такой же! – глотая слова, начал он. Нола вяло мотнула головой. – А вы – низшие существа. И ты, и твой Слава. Твоя мать. И отец – кстати, где он? Он вообще у тебя был?
Ларри вцепился ей в запястье, и Нола уставилась на него почти осмысленно.
– Ты просто средство для исполнения моей миссии, – внятно сказал он. Язык начал работать лучше, будто разморозился. – Мне наплевать на тебя. И кстати, я думаю, ты права: славный братец уже наверняка мертв. Бывает, что игроки иссыхают на арене.
– На какой арене? – пролепетала Нола.
– О, ты даже не знала, чем они тут занимаются? – Ларри хмыкнул. – Бесконечно сражаются друг с другом, производя Тень. Ни дружбы, ни доверия, всех этих штук, которые вы так цените! Только злоба и подозрительность. И знаешь что? Я полностью это одобряю.
Ее глаза сузились. Ну же, еще немного!
– У тебя ужасно пострижены волосы, – с напором продолжил Ларри. – Их как будто звери драли. И кожа у тебя не белая, она пострадала от солнца. Между зубов щель, они несовершенны, а значит, уродливы.
– Ты… Ты мелкий, паскудный козел, – хрипло выдавила Нола.
– А ты одинокая, злая неудачница. И целовать тебя было ужасно.
Нола попыталась вскочить, забыла, что они в крохотной каморке, и треснулась макушкой о потолок. Ларри злорадно ухмыльнулся.
– У тебя у самого зубы кривые, тебе не говорили? – прошипела она. – Вот эти, резцы, наползают на соседние. И ростом ты не особо-то вышел!
– Уверен, твой брат ниже меня. И еще он наверняка был самым слабым игроком, его колотили все, кому не лень. Неудачник, прямо как ты. Это у вас семейное?
Нола зарычала и попыталась ударить его по лицу. Ларри легко перехватил ее руку.
– Я даже не взглянул бы на тебя, если бы мне не нужны были твои услуги проводника, – пропел он.
– Подонок! Такого, как ты, никто не полюбит, ясно? – выпалила Нола. – Надеюсь, ты сдохнешь в одиночестве!
Ларри презрительно фыркнул – подумайте, как страшно, – и с удивленным, мучительным облегчением понял, что да, страшно. Это был тот самый удар, который достиг цели. Ларри качнулся вперед и сжал подбородок Нолы.
– Повтори, – люто проговорил он, второй рукой нащупывая между плит осколок обсидиана: как удачно, что их тут полно, спасибо неизвестной катастрофе, едва не разрушившей камеру.
Нола струсила, он видел это по ее вздрогнувшим губам, но все же отчаянно бросила ему в лицо:
– Ты сдохнешь один. Пернатые твари только этого и заслуживают. Никто не придет за тобой, как я за Славой. Всем наплевать.
Ларри выпустил ее и оттолкнул. У него перехватило горло, и что-то сдвинулось внутри, больно надавило на уязвимое место, о существовании которого он и сам забыл.
Его подбросили в приют, как вещь, как мусор. Ему не нужно было учиться не любить родителей, потому что их даже не было, его невзлюбили с самого начала, и обычно эта ужасная несправедливость только придавала ему сил, но за пару дней он потерял привычку управлять своей печалью, и она обрушилась на него, как удар в спину.
И тогда он сделал это: искренне, всей душой потянулся к Тени за защитой. Ему хотелось уползти в нее, как в дом, – туда, где холод защитит его и где любовь не имеет значения. Ларри сжал осколок обсидиана с такой силой, что тот впился в ладонь.
