Место это вокруг Божонки было издревле заселено.
…Само с. Божонка расположилось на протяжённом крепком возвышенном холме, который с севера, востока и юга был окружён труднопроходимыми болотистыми лесами. Единственным путём подъезда к Божонке был путь с запада, со стороны тракта “Белозёрки” около 6 км»
[74].
Божонка приобретала стратегическое значение. Георгий Всеволодович и Василько согласились, что в ней встанет князь Владимир с полком и дружиной. О том, что именно ратники из Углича приняли здесь бой, говорил краевед Н. Тележкин в своей статье «Что спасло Великий Новгород»: «В районе же с. Божонка были разбиты войска князя Владимира Угличского, пришедшие на Сить из Углича»
[75]. И если всё было действительно так, то действия русских князей становятся понятны и объяснимы.
Как и Иван Стародубский, князь Владимир прежде всего озаботился безопасностью собственной семьи, отправив её вместе с казной в Новгород. И лишь после этого занялся ратными делами. Владимиру Константиновичу не было нужды тащиться со всей своей ратью на Ярославль, а потом через всю Сить к её истокам. Подняв дружину и собрав по волости ополчение, князь выступил на Сить по маршруту Углич – Ордино – Кой, откуда свернул в район села Воскресенского, а затем по скованному льдом руслу Сити прошел к Божонке. Кой – это старинное русское село, расположенное на реке Корожечне, в 23 километрах к юго-востоку от деревни Божонка.
Для того чтобы оценить стратегическое местоположение Коя, нужно просто внимательно изучить карту, и тогда многое станет понятным. Если идти от Коя на Божонку или Станилово, то зимой это можно сделать только по замерзшему руслу реки Сить. Потому что кроме дремучих лесов местность изобилует непроходимыми болотами. К югу от села Воскресенского находится Солодихинское болото, а к северу Максиха-Зыбинское, откуда вытекает речка с характерным названием Болотея. Иногда словом Болотея обозначается весь этот болотистый регион, с топями, лесами и мелкими речушками, где абсолютно невозможно развернуться монгольской коннице для правильного сражения.
Подходы к Божонке с юга и запада прикрыты Моховым болотом, подступиться к деревне можно было только с севера, где путь неприятелю преграждали многочисленные речки и ручьи. Но сейчас стояла зима, что делало возможной вражескую атаку именно с этой стороны. Когда до князя Владимира дошли слухи о взятии Твери и осаде Торжка монголами, он распорядился строить на этом направлении засеки и делать лесные завалы, заранее укрепляя позиции на случай вражеского нападения. Опасаясь появления орды именно со стороны Твери и Торжка, в деревне Шелдомеж была выставлена застава, откуда велось наблюдение за окрестностями. Как я уже отмечал, об этом рассказывают местные легенды.
Таким образом, расположение русских войск на реке Сить в феврале 1238 года прослеживается довольно чётко. В верхнем течении реки в деревне Божонка стояли полк и дружина Владимира Угличского. Князь мог привести с собой около 1000 ратников, и то для этого ему пришлось бы поднять на ноги весь удел. В среднем течении реки, у деревни Роково (Раково) стоял ярославский полк Всеволода Константиновича, за ним в районе Станилово – Игнатово – Рубцово пешая рать Георгия Всеволодовича. Великий князь в лучшем случае мог привести на Сить не более двух сотен гридней личной охраны. Потому что владимирская и суздальская дружины полегли под Коломной, на стенах Москвы и при обороне стольного Владимира. Исходя из этого, полк князя Георгия должен был состоять из пешего ополчения, набранного в северных волостях княжества. В районе сел Лопатино и Красное расположились войска князя Святослава Всеволодовича. Ближе к Волге, в окрестностях Сить-Покровского и Семёновского стоял ростовский полк князя Василька. Это не более чем версия, но она позволяет увязать между собой различные аспекты битвы.
Георгий Всеволодович ждал подкреплений, он знал, что на помощь идет с дружиной Иван Стародубский. До этого князь занимался эвакуацией своего удела, а затем то же самое делал в волости брата Святослава. Эти мероприятия отняли массу времени, и Иван не успел к битве. Но дело было не только в этом, существовал большой риск натолкнуться на монгольскую облаву. Потому и пробирались лесами по нехоженым тропам, что сказывалось на сроках прибытия в боевой стан.
Главной надеждой князя Георгия оставался Новгород и брат Ярослав. Однако информации, хоть немного проливающей свет на то, что происходило в это время в Господине Великом, нет. Новгородские летописи молчат неспроста, гордиться было нечем. Достаточно вспомнить, как господа-новгородцы бросили на произвол судьбы свой город Торжок, осажденный ордой, и тогда всё станет ясно. Правящая верхушка Новгорода приняла решение не вмешиваться в конфликт между Батыем и князьями Суздальской земли, а Ярослав не сумел переубедить местную элиту. Своих же сил у князя было недостаточно, и он ничем не мог помочь брату в данной ситуации.
Новгородцы решили отсидеться за лесами и болотами. В любом другом случае их летописи пестрели бы сообщениями о том, как они собрали воинство и храбро выступили против нечестивого царя Батыя, а он, окаянный, боя не принял и повернул назад. Однако на что-то подобное в новгородских летописных сводах нет даже намека. Наоборот, все упования вольницы только на Господа Бога и молитвы святых отцов. Местные летописцы пишут об этом, не стесняясь: «Новгород же заступи бог и святая великая и зборная апостольская церкы святая Софья и святыи Кюрил и святых правоверных архиепископ молитва и благоверных князии и преподобьных черноризець иереискаго сбора» (Новгородская I летопись старшего извода).
Трудно сказать, как повели бы себя господа-новгородцы, если б под стенами их города появилась орда. Наверное, как один вышли бы на битву с ворогом. Но говорить о том, что они собирались идти на помощь великому князю, возможным не представляется.
Тем временем резко изменилась стратегическая обстановка. «Пришла весть к великому князю Юрию: “Владимир взят, и церковь соборная, а епископ, и княгини с детьми, и со снохами, и с внучатами скончались в огне, а старшие твои сыновья, Всеволод с братом, вне города убиты, люди перебиты, а теперь татары идут на тебя”» (Из Лаврентьевской летописи). В некоторых летописях, например Львовской и Тверской, делается принципиальное уточнение – гонец прибыл в конце февраля. Об этом же сообщает и Никоновский летописный свод: «И уже исходящу Февралю месяцу прииде вестник к великому князю Юрью Всеволодичю» (т. 10, с. 109).
Источники единодушны в том, что своё личное горе великий князь переживал очень тяжело. Софийская I летопись сохранила слова, которые в отчаянии произнес Георгий Всеволодович: «Ох мне, Владыко! Ныне ж что ради остах един?» (т. 5, с. 215). Но именно на нём в этот критический момент лежала ответственность за всю Суздальскую землю, и именно от его решений зависела её дальнейшая судьба. Князь Георгий не имел права устраняться от дел, он был последней надеждой разграбленной и униженной страны. Но Георгию Всеволодовичу от этого легче не было. В кровавом круговороте нашествия он потерял не только семью, но и практически лишился княжества, столица которого лежала в руинах. Скорее всего, это и имел в виду летописец, когда записал, что, узнав о гибели столицы, князь «в слезах закричал громким голосом, оплакивая правоверную христианскую веру, и особенно сокрушаясь о гибели церкви, епископа и всех людей (ведь он был милостив), нежели о себе, о жене и о детях» (Из Лаврентьевской летописи). Именно в эти чёрные дни князь Георгий осознал весь масштаб катастрофы, постигшей его землю, катастрофы, которую он не смог предотвратить. Погибло всё, чему он посвятил свою жизнь, и от этого на душе было ещё горше – но не только ему. Весть о падении стольного Владимира произвела самое негативное впечатление на воинство и явно не прибавила ратникам боевого духа. Этот факт отметил В.Н. Татищев: «Князь великий Юрий с племянниками, уведав, что Владимир и другие грады взяты, великая княгиня и князи все побиты и пожжены и татары на него идут, плакали о том горько, и была печаль и страх великий во всем войске его» (с. 729). Но на скорбь времени уже не оставалось, поскольку события вступили в решающую фазу и развивались стремительно.
