– Горестей? – не поняла Хэл.
– Ну да, вы разве не знаете стишок?
Прилетела к нам сорока.
Значит, будем танцевать.
Две сороки прилетели —
Будем горе горевать…
И так далее. Хотя танцы тоже маловероятны. Я ни разу не видел тут меньше пяти-шести сорок.
– Да… – медленно проговорила Хэл. – Да, я знаю этот стишок. – Вспоминая, она засунула руку под пальто и дотронулась до плеча, затем безвольно уронила руку. – По крайней мере, первые четыре строки. А сколько их там всего? Шесть?
– Вроде десять. – Мистер Тресвик сосредоточился. – Погодите-ка…
Прилетела к нам сорока.
Значит, будем танцевать.
Две сороки прилетели —
Будем горе горевать.
Если три, родится мальчик.
А четыре – будет дочь.
Пять сорок – уснешь голодным.
Шесть…
Как там дальше?.. По-моему, шесть – получишь грош. Да, точно, шесть – получишь медный грош.
Получишь медный грош, закусив губу, повторила про себя Хэл. Будь она суеверной, можно было бы считать это предзнаменованием. Но от суеверий Хэл отстояла далеко. Несколько лет работы с картами таро не привили ей никакой веры, скорее наоборот. Многие ее коллеги верили, она встречала таких. Но Хэл считала, что знаки и символы придумали люди, ищущие непонятные слова и ответы, а сами по себе они не означают ничего.
Теперь, когда Тресвик показал рукой, она увидела сорок, прячущихся в тисовых деревьях. Правда, две прыгали по земле и клевали ягоды, но четыре сидели на ветвях. А последняя, та самая, которая торпедировала машину, уселась под дождем на перекрытии портика, злобно глядя на них вниз.
– А если семь? – шутливо спросила Хэл. – Тогда больше грошиков?
– Нет, – рассмеялся Тресвик. – К сожалению, нет. – Он вылез из машины и торопливо обошел ее кругом, раскрыв зонт. Из-за дождя, который стучал по ткани, Хэл с трудом разбирала его слова. – Семь как раз в конце: «Ну а семь – узнаешь тайну».
Хэл вытащила из багажника чемодан, спряталась под зонтик мистера Тресвика и пошла рядом с ним ко входу в дом. Может быть, все дело было в дожде или завывавшем ветре, но она почему-то содрогнулась.
4 декабря 1994 года
Утром мне опять стало плохо, в ночной рубашке я скатилась по крутой лестнице и по длинному коридору помчалась в туалет. Рухнула коленями на холодную плитку, и меня стошнило последними остатками вчерашнего ужина.
Потом я почистила зубы и подышала в руку – убедиться, что дыхание не имеет предательского кислотного привкуса. Открыв дверь в коридор, я увидела Мод. Она стояла, скрестив руки, прикрывшие принт рок-группы «Смитс» на старой драной футболке, в которой кузина спала вместо пижамы.
Она ничего не сказала, но что-то в выражении ее лица мне не понравилось. Она смотрела на меня, и в ее взгляде были озабоченность и что-то еще, точно не знаю. Может… жалость? Эта мысль меня разозлила.
Мод прислонилась к стене, преградив мне дорогу, и не двинулась, даже когда я вышла из ванной и закрыла за собой дверь.
– Прости. – Я откинула волосы с лица, пытаясь говорить непринужденно. – Долго ждала?
– Прилично, – без экивоков ответила она. – Ты в порядке?
– Конечно. – Я двинулась прямо на нее, заставив вжаться в стену, и бросила через плечо, проходя мимо: – Почему я должна быть не в порядке?
Она только пожала плечами, но я поняла, что она имела в виду. Прекрасно поняла. Помню выражение ее лица, пристальный взгляд черных глаз. Сейчас сижу у себя на кровати, в заснеженном саду низко летают сороки, я пишу дневник на коленях и все думаю: насколько я могу ей доверять?
Глава 11
Через боковой вход Тресвик провел Хэл в сводчатую прихожую, пол которой был выложен красной керамической плиткой. Она зашла следом и, когда шелест дождя сменился отдельными каплями, стекающими с ее пальто и зонтика мистера Тресвика, потрясла головой.
– Миссис Уоррен? – позвал Тресвик, и голос эхом отдался в длинном коридоре. – Мис-сис-Уор-рен! Это Тресвик.
Какое-то время стояла тишина, а потом вдалеке послышался топот каблуков по кафельной плитке, сопровождаемый непонятным звяком. Повернув голову, сквозь стеклянные двери слева Хэл увидела пожилую женщину, одетую в черное. Она не столько шла, сколько ковыляла по коридору.
– Это миссис Уоррен? – не придумав ничего лучше, шепотом спросила Хэл у Тресвика. – Да она, кажется…
– Ей никак не меньше восьмидесяти, – тихо ответил тот. – Но она и слышать не хотела о том, чтобы уйти с работы, пока была жива ваша бабушка.
– Это ты, Бобби? – В словах, произнесенных надтреснутым вороньим голосом, слышался выраженный корнский акцент.
Тресвик вздрогнул, и, несмотря на напряжение, Хэл с трудом сдержала улыбку, заметив, как под седой бородой вспыхнул румянец.
– Это Роберт Тресвик, миссис Уоррен! – крикнул он в коридор, но та покачала головой.
– Говори громче, мой мальчик, я тебя не слышу. Все вы, молодые, одинаковы. Бормочете, бормочете… Из-за этих хлопот с вашим приездом я даже не смогла проводить хозяйку. Вы во всем и виноваты.
Тресвик поджал губы.
Когда экономка подошла ближе, Хэл заметила у нее в руке палку. Железный наконечник стучал о плитку с тем самым звяканьем, которое ее удивило. Ходила экономка странно, неритмично: топ-топ… звяк… топ-топ… топ… звяк. В конце концов она подошла к стеклянным дверям и остановилась, пытаясь справиться с палкой.
Тресвик подскочил и открыл ей дверь, хотя Хэл показалось, что это совершенно излишне. Экономка, прихрамывая, вышла в вестибюль.
– Так. – Проигнорировав Тресвика, она остановила взгляд удивительно темных, живых глаз на Хэл. Та не поняла значения этого взгляда, но теплым он точно не был. Куда там. Экономка будто напряженно раздумывала. И в голосе не было улыбки, когда она сказала: – Значит, вы та самая девушка. Ну что ж.
– Я… – Хэл сглотнула. В горле у нее пересохло, как будто его обсыпали пылью, и она вдруг поймала себя на том, что заняла оборонительную позицию: скрестила руки и стряхнула волосы на лицо, чтобы скрыть его. Поставь себя на место клиента, услышала она голос мамы. Представь, что он хочет увидеть, когда заходит к тебе. И Хэл пожалела, что не сняла свою крупную серьгу, однако сейчас уже ничего не поделаешь. Она выдавила улыбку, по возможности пытаясь предстать открытой, безобидной девушкой. – Да, это я.
И протянула руку, но старуха отвернулась, будто не заметив, и Хэл осталось только опустить руку.
– Мне не сообщили, что вы приедете, – бросила через плечо миссис Уоррен, – но на всякий случай я проветрила комнату. Вы, конечно, захотите переодеться.
