— И что теперь прикажешь с этими храмами делать? — мрачно спрашивает Константин. — Разрушить их?
— Это сделают без тебя. И не один раз.
Иисус поворачивается, словно желая уйти, но вдруг произносит очень усталым голосом:
— Хочешь узнать, чем обернется земная власть твоей церкви, кесарь?
— Скажи.
— Тысячи людей будут сожжены. Но — Моим именем. И это сделает твоя церковь, кесарь.
— Когда это будет? — изумленно спрашивает Константин.
— Через тысячу лет, — устало отвечает Иисус. — Но хворост для этих костров уже начали собирать сейчас, в царствие твое…
Константин тяжело вздыхает:
— Долго ли мне тут маяться за мои грехи? Прости мне…
— Я давно все простил тебе, человек, посягнувший стать Богом, — говорит Иисус. — Простил за одну только великую попытку дать людям свет Истины. Но ты возомнил себя Богом раньше, чем эта попытка удалась.
— Значит, грехи мои несмываемы? — совсем уж поникнув, спрашивает Константин.
— Это ты говоришь, — отвечает Иисус. Он легко снимает Константина с креста и целует его раны, после чего они тут же закрываются. Затем Иисус берет тазик с водой, омывает в ней ноги Константина и выпивает воду. — Что ты хочешь за свой подвиг? — спрашивает Иисус.
— Только одного, — отвечает ошеломленный Константин. — Верни мне сына.
— Я знал, что именно это ты и попросишь, — тихо говорит Иисус. — Прощай, великий сын мой, — после этих слов Он исчезает так же, как и возник, — просто растаяв в воздухе.
— Помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое! — успел крикнуть Ему вдогонку Константин и услышал в ответ:
— Истинно говорю тебе, сегодня ты будешь со Мною в раю.
— Значит, я спасен? — спрашивает император самого себя, потому что спрашивать уже некого. И ему отвечает эхо: спасен? спасен?..
Еще не умолк последний отголосок эха, как с грохотом иерихонским рушатся стены храма, построенного на золото первого христианского царя, не причинив ему самому никакого внешнего вреда…
Когда оседает пыль, Константин видит — к нему идет, протягивая руки для объятия, его первый и самый любимый сын Крисп.
И тут Константин проснулся.
Он понял, что только что видел во сне Второе Пришествие…
Остаток ночи он уже не спал. Утром он позвал Евсевия и рассказал ему свой удивительный сон. Но многое в этом сне так и осталось для обоих неразгаданным…
Во время путешествия в Иерусалим Константин, по свидетельству Евсевия, окончательно уверовал в Бога.
* * *
Усилиями Константина к Иерусалиму вернулось его былое значение как центра христианства и места первой апостольской проповеди. Великий город утратил это значение после того, как римский император Тит в 70 году разрушил его до основания, и полвека спустя император Адриан создал там римскую колонию Элия Капитолина. То есть даже само имя Города пытались стереть с земли и из памяти народов. По приказу Адриана на месте Иерусалимского храма был возведен храм Юпитера.
Константин вернул все на круги своя. Иерусалим обрел свое былое величие.
Древний город занял почетное место в пентархии. Напомню, это строгая иерархия первых пяти центров христианства, узаконенная первыми Вселенскими соборами. Вот эти пять городов: Рим, Константинополь, Иерусалим, Антиохия, Александрия.
Первые три из этих пяти стали важнейшими центрами христианства при Константине. И в этом заключена одна из главнейших составляющих исторического наследия императора Константина Великого.
Помимо двух главных христианских храмов на Святой земле, созданных Константином, историки связывают с его именем возведение множества церквей в разных концах огромной Империи: и в ее столицах, и на ее окраинах — в Северной Африке, в Сирии, на Балканах. В том же Иерусалиме, на Масличной горе, по приказу Константина была построена церковь Вознесения. Сейчас на ее фундаменте стоит мечеть.
* * *
Повторюсь: именно в Иерусалиме Константин, как утверждает Евсевий, окончательно уверовал в Бога.
Немецкий богослов А. Гарнак не доверяет рассказу Евсевия о религиозном прозрении Константина. В конце XIX века он высказал такую идею: не было никакой необходимости в особом озарении Константина свыше, чтобы осуществить на деле то, что уже было и так готово к воплощению. Нужен был только проницательный и сильный политик, который бы обладал внутренней тягой к религиозным переживаниям. Именно таким человеком и был Константин. А его религиозное прозрение — это миф.
Но сие сказано человеком, который жил на много веков позже Константина. Кому же больше верить: ему или Евсевию, современнику Константина, многие годы прожившему с ним бок о бок? Пусть каждый выбирает свой ответ на этот вопрос, один из главнейших из заданных нам Константином.
Мне близка мысль Вила Дюранта о том, что христианство для Константина поначалу было чистой политикой, но с течением времени переросло в самое глубокое убеждение.
Я верю в искренность обращения Константина. Верю его рассказам о знаках, посылаемых ему Небесами и гениально прочитанных им. Верю в способность Константина видеть между небом и землей такие вещи, которые никто никогда не замечал.
Верю утверждению Евсевия, который подметил, что Константину христианство было близко по сути своей — его душа искала поклонения не множеству богов, он искал веры в единого Бога.
Меня не раз посещала мысль: а что если Константин в самом деле был человеком преждевременным и знал секрет общего счастья. И хотел поскорее внушить его неразумному человечеству. А когда понял, что взялся за непосильное, тогда и стал таким нетерпимым и раздражительным, порою даже деспотичным.
И в своем тяжком споре с человечеством Константин стал использовать как аргумент ссылки на голос Неба, на Его подсказки. Своим близким людям он не однажды говорил: «Сегодня я общался с Богом…» Что ж, и такие чудеса бывают на свете. Редко, но бывают.
* * *
На обратном пути из Иерусалима Константин почувствовал приближение смерти, и тогда он пожелал принять крещение. Сделать это он решил в одном из самых дорогих для него мест — в Дрепануме, где он обвенчался со своей первой женой Минервиной.
На месте того дома, где он впервые услышал «Отче наш», стояла теперь красивая церковь. В нее слабеющего императора внесли на носилках четверо его самых приближенных воинов. Носилки поставили перед алтарем. Константин снял с себя пурпурный плащ. Его облачили в белоснежные одежды. Он встал на колени и публично покаялся в своих грехах.
Крестил Константина епископ Евсевий Никомидийский.
