— Удачи, Рора. — говорит мама на прощанье. — Помни, ты можешь быть очень очаровательной, когда берешь на себя такой труд.
— Сражу богатеев наповал, ма. — подмигиваю ей, доставая из сумки ключи от развалюхи-Форда. — Не сомневайся.
Дом, в котором мне назначено собеседование, больше походит на архитектурный концепт, созданный компьютерной программой, нежели на настоящий жилье. Затемненные стеклянные стены, многоугольная крыша с ассиметричными скосам, гаражные ворота, похожие двери банковского сейфа и, конечно же, огромный лазурный бассейн, при виде которого мне мгновенно захотелось избавиться от натирающей шею и зад одежды, и окунуться с головой.
— Як миссис и мистеру Джонс, — наклонившись, объявляю в динамик домофона.
— Проходите, — незамедлительно откликается в ответ гундосый голос.
Створка в металлической ограде отщелкивается с глухим звуком, пропуская меня внутрь. Иду по идеально прямой асфальтной дорожке, чувствуя, как внутри поднимается трепетная нервозность. А что если я им не понравлюсь? Вдруг миссис Джонс увидит, какая я красотуля и решит, что таких нужно держать подальше от ее мужа. А мне ведь очень нужна эта работа, чтобы помочь маме. Эрик каждый месяц отправляет ей определенную сумму, но дополнительные деньги нам просто необходимы, ведь в этом году Кэрри идет в школу.
Двери распахивается еще до того, как я успеваю постучаться, открывая моему взгляду щуплого мужичка в пиджаке, очевидно, того самого гундосого. Не дожидаясь, пока тот перестанет меня разглядывать, беру инициативу по приветствию в свои изящные руки.
— Здравствуйте, мистер….ээээ. — одариваю его стоваттной улыбкой. — Я к мистеру и миссис Джонс. Моя имя Аврора Смоллс, мне назначено на одиннадцать.
Скептически поджав губы, гном бегло ощупывает меня глазами и делает поистине царский кивок головой.
— Добрый день, мисс Смоллс. Я вас провожу.
Спешно перебирая балетками, семеню за ним вглубь дома. Хотя дом эта дизайнерская махина слабо напоминает: настоящий космический корабль. Может, я иду устраиваться на работу к Илону Маску? Тогда очень кстати, что он бросил свою психически нездоровую девушку.
Дворецкий, как я его про себя окрестила, так резко тормозит перед черной матовой дверью в конце коридора, что я чудом не бьюсь в его хрупкую спину носом. Заносит кулак и стучится очень осторожно, словно проверяет звон хрусталя.
— Мистер… Джонс. К вам пожаловала Аврора Смоллс. Запись на одиннадцать. Пожаловала. Ну дает гундосый.
— Пусть входит, — доносится в ответ грубый голос, который кажется мне смутно знакомым.
— Прошу, — гордо объявляет дворецкий, пропуская меня внутрь.
Вытягивая носки, как заправская балерина, элегантно переступаю порог, готовясь сразить потенциального работодателя своими неземными манерами и профессионализмом, но вместо это застываю на месте, неделикатно распахнув рот.
В кресле за огромным полированным столом, похожим на рояль, в расстегнутой на одну пуговицу строгой рубашке сидит он. Туалетный маньяк и похотливый мачо, Хейден, чтоб его, Гаррисон, разглядывает меня, словно он Чарльз Дарвин, а я недостойное жизни насекомое.
— Чего застыли, мисс Смоллс. — недовольно бросает, сводя широкие брови в переносице. — Мое время не резиновое, так же как и ваши ноги. Поэтому прекратите таращиться на меня как шимпанзе на банан и тащите их сюда.
Эй, а где тот милый туалетный маньяк, и кто этот высокомерный сноб? Чего началось-то? Нормально же общались.
2
Аврора
Когда первый шок от встречи с туалетным маньяком проходит, мой мозг, как это часто бывает в нестандартных ситуациях, начинает вращаться со скоростью бешеной центрифуги. Судя по непроницаемому взгляду, Хейден Гаррисон меня не узнал. Если учесть обстоятельства нашей встречи, такая амнезия мне на руку, хотя и нельзя не признать, что это немного обидно. Говорил, что я ему нравлюсь, и уже через неделю забыл. Ветреное кобелиное отродье. Тогда и я буду придерживаться той же тактики: сделаю вид, что не называла его мерзким бычарой и не высмеивала его сексуальное мастерство.
— А где миссис Джонс, мистер Джонс? — простодушно хлопаю глазами и посылаю засранцу лучезарную улыбку.
Ответом мне становится полный раздражения взгляд.
— Я не любитель овец в своем окружении, поэтому прекратите строить из себя наивную белоснежку, мисс Смоллс. Вы так широко открыли свой рот, едва переступив порог, что совершенно точно меня узнали. А в таком случае, вам известно, что моя фамилия Гаррисон и никакой миссис Джонс у меня нет.
Нужно будет все-таки поработать над мимикой. Если мне удастся получить эту работу, в дальнейшем это станет жизненной необходимостью. Потому что каждый раз, когда мистер «Бритье без царапин» начинает говорить, у меня дергается глаз от непреодолимого желания ткнуть ему в лицо средний палец.
— Вы правы, мистер Гаррисон, — сочась елеем, опускаюсь в кресло, стоящее напротив его стола, — Ваше лицо так часто мелькает по телевидению, что не узнать вас очень сложно. Но признаться, я не так близко знакома с вашей биографией, чтобы знать, что вы женаты.
— Та ненормальная певичка, с которой я имел неосторожность потрахаться в Монако, разве что в девятичасовых новостях не объявила, что она моя невеста. Об этом знает каждый бомж в Бронксе. Так что вы и здесь кривите душой.
И прежде чем я успеваю открыть рот, говнюк берет ручку и делает несколько пометок на лежащем перед ним листе бумаги.
— Отмечаю, что честность не самая ваша сильная сторона. — поясняет он, заметив мой взгляд.
Я ровным счетом ничего не понимаю. За вычетом того, что список любовных похождений Хейдена Гаррисона сравним с длиной Бруклинского моста, в остальном он имеет репутацию самой дружелюбной и обаятельной звезды, за что его и обожают поклонники и журналисты. Он никогда не отказывает в фотографиях, с легкостью может спросить «как дела» у очумевшей от восторга фанатки, и вообще позиционирует себя круглой няшей. Тип же, сидящий напротив, ведет себя и разговаривает так, словно только что вылез из задницы сатаны.
Соберись, Аврора, тебе же нужна эта работа. Не позволяй говнюку смутить тебя.
— Вообще, именно за мою честность мне часто доставалось в детстве. А это легкое недоразумение — не более чем дань моему смущению при виде звезды такого масштаба.
Вот сейчас я умница. Не родился еще тот пижон, который устоял бы против лести из уст красивой девушки.
Однако, через секунду выясняется, что такой пижон родился. Сидит напротив и сверлит меня глазами.
— И как же вы собираетесь на меня работать? Каждый раз при виде меня будете говорить ерунду и срываться в подхалимаж.
Ох. Мне, конечно, нужна эта работа, но мое терпение ведь не резиновое. Прежде чем я успеваю осадить поднявшийся гнев, губы сами рявкают:
