В сотый раз пытаясь убедить себя, что, может, лучше вообще ничего ей не говорить, я вдруг понял, что окончательно потерял из-за нее голову. Это не было бы столь трудным решением, если бы на кону не стояло так много. А ведь я непременно потеряю ее, если во всем признаюсь. Разве сможет она когда-нибудь доверять мне после того, как поймет, что мы с ней знакомы уже пятнадцать лет? Что я безбожно лгал ей несколько месяцев? Что я совершил святотатство, притворяясь священником – человеком, которому она доверила свои тайны, – и каждую субботу морочил ей голову, скрываясь за решеткой исповедальни.
Если я признаюсь ей, то, вне всякого сомнения, потеряю ее навсегда. Черт, ведь я сам никогда бы не стал доверять человеку, который проделал бы со мной такую мерзкую шутку.
Но, если я ей не признаюсь сейчас, все, что между нами было, и все, что могло быть, будет омрачено еще большей ложью.
Из эгоистических соображений я пытался найти оправдание для непризнания. Убеждал себя, что причиню ей боль дважды, рассказав всю правду. Я знал, что она испытывала ко мне нежные чувства. Я могу разбередить ее старые раны, а я сильно сомневался, что ей захочется все это вспоминать. Как говорится, не будите спящую собаку.
Только с одним я не мог смириться – я не хотел быть еще одним мужчиной, который подведет ее. Она была достойна лучшего. Твою мать! Она заслуживала лучшего мужчину, чем я. Я запустил пятерню в волосы и подергал их.
Сказать ей правду и потерять ее, попутно причинив ей боль.
Или лгать ей в лицо и продолжать отношения, зная, что они всегда будут омрачены ложью.
Несмотря на то что я провел два мучительных дня, обдумывая вставшую передо мной дилемму, в глубине души я знал, что на самом-то деле у меня нет никакого выбора – я не смогу больше обманывать ее.
Единственным утешением было то, что, если она возненавидит меня, ей будет легче идти по жизни дальше. По крайней мере, одному из нас будет легче. И это эгоистично с моей стороны – скрывать от нее истину.
Я потянулся к телефону, и в этот момент его экран засветился. Мы не переписывались уже целых двадцать четыре часа, и Рэйчел прислала мне сообщение ровно через сутки.
Рэйчел: Как насчет того, чтобы съесть тарелку куриного супа? Я могу к тебе заскочить сегодня вечером после работы.
Я некоторое время в нерешительности смотрел на экран. Одно дело – сидеть в тюремной камере и ожидать смерти, и совсем другое – знать точную дату казни. Пока я набирался мужества, чтобы ответить, пришло еще одно сообщение:
Рэйчел: Я заканчиваю работать в восемь.
Я не хотел, чтобы она вела машину вечером, особенно в рассерженном или расстроенном состоянии. Собравшись с духом, я написал:
Кейн: Я сам приеду к тебе в девять.
* * *
Приняв душ, я решил вывести Мёрфи на продолжительную прогулку, чтобы проветрить мозги и скоротать время. Мы прошли уже полтора квартала, когда у меня возникла одна мысль.
– Дружище, что скажешь насчет послеобеденной автомобильной прогулки?
Мёрфи дружелюбно завилял хвостом, и я воспринял это как положительный ответ. Если останусь, как сыч, сидеть в одиночестве в своей квартире, у меня просто крыша поедет. Надо куда-нибудь съездить, проветриться. А может, и сделать при этом кому-то что-то приятное…
Уже через час мы с моим псом входили в главное здание Ридженси-Виллидж. Я позвонил туда заранее, чтобы удостовериться, что в этот день можно навещать постояльцев, и медсестра сказала мне, что предупредит Лидию и Умберто о моем визите. Лидия уже ждала меня в приемной. Ее глаза загорелись при виде нас с Мёрфи.
Лидия наклонилась, чтобы погладить его.
– Он выглядит в точности, как наш Макс.
– Его зовут Мёрфи. Мне показалось, что Умберто будет рад его видеть.
– Вы даже не представляете, до какой степени. Для него это будет лучший день за целый год. Не важно, в каком состоянии его голова, он никогда не забывает этого чертова пса. – Лидия покрутила головой. – А Рэйчел с вами?
– Нет, на сей раз я приехал один. Я был тут поблизости, вот и решил заскочить, – беззастенчиво солгал я.
– Это так мило с вашей стороны, профессор Уэст.
– Пожалуйста, называйте меня Кейн.
– Хорошо, Кейн. – Лидия улыбнулась и кивнула, оторвавшись от Мёрфи. – Умберто сейчас лег вздремнуть. Но скоро он уже проснется. Не хотите пока прогуляться? Это может показаться странным, но мне так хотелось бы пройтись по территории пансионата, ведя вашу собачку на поводке. Мы с мужем каждый вечер выгуливали Макса после ужина, а потом пили чай со сладостями.
– Конечно. – Я вручил Лидии поводок, и мы отправились на неспешную прогулку под синим небом.
– Кейн, скажите, вы женаты?
– Нет, не женат.
– Такой обаятельный молодой человек, с таким милым песиком в придачу. От женщин, наверное, просто отбоя нет.
Я никогда не принадлежал к числу мужчин, которые любят обсуждать своих женщин – даже в колледже этим не отличался, в то время как другие парни вовсю распускали языки. Но, черт возьми, не в этот раз.
– Есть в моей жизни одна женщина, но когда-то я совершил глупость и все испортил.
– Правда? Мне так жаль это слышать. Хотите об этом поговорить? В конце концов, за моими плечами пятьдесят лет семейной жизни. Может, я смогу помочь вам наладить отношения.
– Это не то, что можно легко решить.
Лидия довольно долго молчала.
– Вы любите эту женщину?
Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Но лгать Лидии было труднее, чем самому себе. Поэтому я кивнул.
– Думаю, да, я полюбил ее. Даже сам не понял, когда это случилось.
Она улыбнулась.
– Обычно это так и происходит. Однажды ты смотришь на знакомого человека и вдруг осознаешь, что любишь его, и понимаешь, что любовь всегда была рядом, только ты был слишком слеп, чтобы это увидеть. Так происходит всегда, если любишь по-настоящему, ведь у любви нет ни начала, ни конца.
Просто замечательно. У любви нет конца. Как раз то, что мне надо услышать перед тем, как Рэйчел даст мне пинка под зад.
Наверное, Лидия заметила мое удрученное лицо. Она сжала мою руку.
– Не переживайте так, дорогой мой. Все уладится. Когда вы действительно влюблены, все ошибки исправляются сами собой.
– Не уверен, что такие ошибки можно исправить.
– Вы ей когда-нибудь рассказывали о своей оплошности, или что вы там совершили?
Я покачал головой.
– Мы все совершаем ошибки. Не существует точных инструкций для такой штуки, как жизнь. Она простит вас за ваш проступок, если любит по-настоящему. Но если это скрывать, то проступки перестают быть просто ошибками – они превращаются в неверные решения.
