Возбуждение постепенно улеглось, и Иоганн с головой погрузился в записи о приливах и отливах. Он читал об использовании оптических линз, рассматривал зарисовки вскрытых человеческих тел. Ему даже попалось изображение эмбриона в материнском чреве. Если что-то казалось ему особенно интересным, он делал заметки. Некоторые книги были снабжены замками, и оставалось только гадать, что за тайны хранились под их обложками, сокрытые от случайного читателя. Они носили такие названия как «Dialectica» или «Periphyseon». Здесь были книги об иудейской каббалистике и катарах, христианской секте, чьи заветы сохранились в труде «Liber de duobus principiis», «Книге о двух началах». Нашлась даже загадочная книга Альберта Великого, которой так восхищался отец Антоний. Называлась она «De secretis mulierum» и, по всей видимости, была посвящена женским секретам.
Синьор Барбарезе, как и обещал, вернулся через несколько часов. Иоганн был так поглощен чтением, что даже не притронулся к вину и закускам. Они поговорили о некоторых работах, венецианец задавал вопросы или что-то подсказывал, и Иоганн получал новую пищу для размышлений.
На рассвете гондольер доставил Иоганна в Фондако-деи-Тедески, где он и проспал еще пару часов, пока его не растолкала Саломе.
– Где ты был? – спросила она обиженно. – В комнате тебя не оказалось, и мне пришлось мерзнуть ночью.
Иоганн протер глаза. Он проспал всего пару часов, но чувствовал себя отдохнувшим и свежим.
– У тебя свои тайны, у меня – свои. – Он приложил палец к ее губам. – Мы ведь так условились? Я не твоя собственность. Это твои слова.
Несколько секунд Саломе задумчиво смотрела на него, потом улыбнулась.
– Посмотрим, что от тебя оставила эта потаскуха, – сказала она и ухватила Иоганна между ног.
Они любили друг друга пылко и второпях. Саломе решила, что у него появилась другая любовница. Эта мысль пришлась Иоганну по душе.
«И не одна, а сотни, – подумал он, когда Саломе его оседлала. – Каждая из этих книг как девица, которую мне предстоит познать».
* * *
Теперь каждую ночь у Фондако-деи-Тедески ждал гондольер. Он доставлял Иоганна к дому синьора Барбарезе, где хозяин церемонно встречал его и провожал в библиотеку. Венецианец всегда был одет по моде прошлого века и никогда не снимал очков. Несколько часов Иоганн читал в одиночестве, затем они вели продолжительные беседы. За одну такую ночь юноша узнавал больше, чем за целый месяц занятий с Арчибальдом. Нередко они говорили о человеке и его месте перед Богом и церковью.
– Так называемая схоластика, как учит нас церковь, опирается на неизменные факты, неопровержимые истины, ставить под сомнение которые недопустимо, – говорил синьор Барбарезе. – Все уже сказано в древних письменах, истолкованию поддается разве что слово Божье. Кто в этом усомнится, тот еретик. А ведь мы, люди, способны сами наблюдать за природой и делать собственные заключения. Мы сами можем познавать мир, разобрать его по частям и расщепить, чтобы узнать его внутренние связи. В наши дни многие ученые избирают этот путь и поворачиваются спиной к церкви. Времена меняются, Иоганн! У меня есть записи Леонардо да Винчи. Это умнейший человек, он изучает геометрию, статику, человеческую анатомию и многое другое. В своем гении он ничуть не уступает Творцу.
– Человека нельзя сравнить с Богом, – возражал Иоганн. – Должно же что-то стоять за всем этим и за нами. Какая-то сила – и имя ей Бог. Что это был бы за мир, который зиждется на хаосе, созданный по воле случая?
Синьор Барбарезе усмехнулся.
– Ну, вполне себе человеческий мир, разве нет?
Юноша страдал от недосыпания, и Саломе просто пожирала его. Он был уверен, что ею движет ревность. Она домогалась его при каждом удобном случае и отдавалась с таким неистовством, что Иоганн не чувствовал ничего, кроме опустошения. Во время представлений он часто бывал несобран, снова стал срываться на друзей – прежде всего потому, что теперь они работали спустя рукава. Обильные возлияния и хорошая еда давали о себе знать. Иоганн и сам допускал ошибки, которых еще пару недель назад не замечал за собой.
– На тебя смотреть страшно, – сказал однажды Эмилио, когда юноша во время выступления едва не попал ножом в Саломе. – Ты не заболел? Может, стоит передохнуть?
Иоганн лишь хмуро помотал головой.
– О себе лучше беспокойся, – проворчал он. – И в следующий раз бросай мне шары как следует, или я подыщу другого жонглера.
Эмилио выглядел оскорбленным, и Иоганн пожалел о своих словах. Наверное, он слишком мало спал и от этого стал раздражителен. Но разум его был бодр, как никогда. Даже днем книги синьора Барбарезе не давали ему покоя. Мысли о них не оставляли его ни на минуту, даже во время утех с Саломе. Занятия с Арчибальдом он забросил, чтобы хоть иногда отдыхать. Раз уж старик не мог дать ему новых знаний, Иоганн рассудил, что и обижаться он не станет. Однако Арчибальд выглядел обеспокоенным.
– С тобой что-то творится, Иоганн, я это чувствую, – сказал он ему с тревогой.
Юноша пожал плечами.
– Что же тут удивительного? Я взрослею, у меня появляются собственные мысли.
– Хотел бы я знать, что это за мысли, – пробормотал старик.
Иоганн все чаще брал с собой книги из библиотеки синьора Барбарезе, чтобы читать у себя в комнате. При этом он не забывал прятать их под кроватью. Саломе, да и остальным не следовало знать о них. Он не собирался ни перед кем оправдываться. Книги были его тайной, его сокровищем, и он оберегал их, как дракон в пещере.
Так проходили недели, Иоганн все больше уходил в себя. В Рождество он сидел у себя в комнате за книгой, а Саломе сказал, что его лихорадит. Во время репетиций Иоганн на всех кричал. Если что-то не получалось с первого раза, он впадал в бешенство. Лишь в ночных разговорах с синьором Барбарезе юноша расцветал. Они по-прежнему дискутировали о Боге и человеке, но также обсуждали последние изобретения и достижения человечества. И только книги, запертые на замок, оставались за пределами их бесед.
Близился февраль, когда Иоганн собрался наконец с духом и заговорил об этих странных экземплярах. Синьор Барбарезе улыбнулся, как будто давно ждал этого вопроса.
– Эти книги содержат сведения, предназначенные не для всех, – ответил он после некоторых колебаний. – Может статься, что такие знания… ошеломят читателя.
– Почему? – спросил Иоганн.
– Потому что ставят под сомнение мир, каким мы его знаем, и даже способны пошатнуть его устои. Все наше мироощущение опирается на ту истину, что во главе всего стоит Бог. Но что, если… – синьор Барбарезе сделал паузу, – что, если этого Бога и вовсе не существует? Если человек сам себе хозяин и господин? Если все в его руках и в его власти? Даже жизнь и смерть! Если он, в конце концов, сам кузнец своего счастья?
– Это назвали бы богохульством, – ответил Иоганн.
Само предположение о том, что Бога не существует, казалось ему чудовищным. При одной лишь мысли об этом юноша чувствовал, как под ним разверзается черная пропасть. Все, что он знал и любил, весь окружающий мир, все было основано на вере в Бога. Господь являл собою начало и конец, Его волей росли деревья и благоухали цветы, Он даровал хороший урожай, плодоносные дожди и мягкую зиму. Он же забирал людей на небеса, когда бы Ему ни вздумалось. Мир без Бога казался Иоганну просто невозможным.
