Я не могла больше так жить, это разрушало мою личность. Я решила, что сделаю первый шаг.
Я точно знала: как только я начну рассказывать, что мне известно, мои показания сразу же засекретят. Я поставила на то, что о них не узнают посторонние или сам Вим, по крайней мере, от этих трех дам.
— Я сделаю первый шаг. Дам показания. Уверена, что их сразу сочтут совершенно секретным документом, а дальше будет видно. Если с нами что-то случится, у Департамента юстиции хоть что-то на руках останется. Рискну.
— Если ты, то и я тоже. Сделаю первый шаг вместе с тобой. Ради справедливости для своего супруга и жизни моих детей.
Я была полностью уверена, что поступаю правильно, но в то же время это была очень трудная миссия.
— Мы с тобой одинаковые, Асси, — говорил мне Вим хотя бы раз в неделю, и это ослабляло мою решимость поступить так, как я собиралась. Действительно, мы были во многом похожи. Из четверых детей моей мамы двое средних, Соня и Герард, и старший и младшая, Вим и я, очень походили друг на друга характерами и поступками.
По характеру мы были не склонны терпеть издевательства. Даже совсем маленькими и слабосильными мы стремились к самостоятельности, пытались смягчить последствия отцовских сумасбродств.
В детстве я непроизвольно повторяла каждое свое движение дважды. Дважды открывала и закрывала дверь, дважды надевала обувь, дважды хваталась за дверную ручку. Очень старалась. Я вообразила себе, что повторные касания могут предотвратить буйства отца, и он не станет нас бить.
Как-то вечером, когда мне было семь, а Виму четырнадцать, я заметила, что он дважды хлопнул дверцей холодильника.
— И ты тоже, — сказала я.
— Что?
— Ты тоже делаешь все по два раза.
Он понимающе взглянул на меня, и в ту же секунду я ощутила сильную связь между нами. Мы поступали одинаково, значит, и были одинаковыми. Единственная разница была в том, что он — мальчик, а я девочка. Будь я мальчиком, вполне возможно, я бы стала подобной ему. Может быть, то, что я девочка, помешало мне самовыражаться через браваду и агрессивность. Может быть, используя для этого свои интеллектуальные способности, я избежала участи ступить на ту же дорожку, что и он.
Почему одни рождаются мальчиками, а другие девочками? Мы не выбираем. Я могла быть им и стала бы точно таким же злом. Кто я такая, чтобы винить Вима в том, как все сложилось? Могу ли именно я поступить с ним так, как собираюсь? Ведь действительно «одинаковые».
— То есть вы с ним одинаковые, раз оба повторяете всякую фигню? — иронично спросила Соня. — Чушь собачья, Ас. И как это тебе такое в голову взбрело? У тебя с ним ничего общего, и хватит об этом, ладно? Он — злой человек, а ты нет! — воскликнула она.
И пока я обдумывала свое решение говорить с Департаментом юстиции, она раз за разом повторяла мне:
— Ты не такая, как он!
— Нет, но, окажись я в его шкуре, то, наверное, поступала бы так же — могла бы убить кого-то из близких, если бы знала, что этот человек угрожает моей жизни.
— Но он же сам все это создал, он должен винить в этих ситуациях только себя! Он всю жизнь всех сдает, вот и оказывается в ситуациях, когда считает, что от человека надо избавиться. Но его же никто не заставляет это делать! Вим делает сознательный выбор. Ты бы никогда так не сделала. Так что хватит повторять, что ты такая же, как он. Он хочет, чтобы ты в это верила, тогда ему легче тобой манипулировать. И у него получается. Он заставляет тебя считать, что ты — исключение из правил, а на самом деле это не так.
Соня была права во всем, и я это понимала. И для Вима я тоже не исключение. Но он отлично знает, как заставить поверить в то, что ты его единственная надежда, спасательный круг, благодаря которому он не тонет в море несчастий. Возможно, я действительно хотела, чтобы это было так, вспоминая о том давнем моменте единения. Даже зная, что того Вима давно уже нет, зная, во что он превратился.
Я вновь ошиблась, посчитав, что брат может испытывать настоящие чувства. Я чуть не позволила его фальшивой душевности обезоружить себя в разгар битвы. Я никак не могу позволить себе подобное, я должна быть начеку и всегда готовой к «удару исподтишка».
Встречи с Бетти (2013)
В преддверии следующей встречи с Бетти я изводила себя мыслями о том, что должна ей сказать. Я много плакала, плохо спала по ночам и становилась час от часу раздражительнее. Сводила с ума всех окружающих, но никто, кроме Сони, не понимал, что со мной происходит. Никто не должен был знать о моих намерениях.
Наконец, этот день настал. Мишель прислала эсэмэску: «Привет, 16.30, второй лифт. До встречи». «ОК» — ответила я.
Пятнадцать минут спустя, по дороге к месту встречи, я получила другую эсэмэску: «Бетти неожиданно заболела и не сможет. Но мы уже здесь, если это вас устроит. Она постарается вернуться к работе в конце недели».
Я моментально насторожилась. Сначала они приглашают, а меньше чем за пятнадцать минут до встречи ответственный сотрудник отменяет свое участие? Я морально подготовилась к беседе с Бетти, а теперь выясняется, что ее не будет. Она и впрямь заболела? Или она решила, что я легко соглашусь дать показания Этим Двум? Я же совершенно ясно заявила, что хочу говорить только с ней, только с ответственным сотрудником.
Мишель ждала меня.
— Вы что, шутки со мной шутите? — спросила я излишне агрессивно и настороженно.
Моя резкость явно ошеломила ее, но она быстро оправилась.
— Да нет, конечно. Бетти действительно заболела.
Она сказала это так искренне, что мне стало стыдно. Слишком тяжелый момент моей жизни, здравый смысл отказывает. Надо расслабиться.
— Бетти до последнего момента надеялась, что у нее получится приехать, ведь это очень важная встреча и для нее. Но у нее не получилось сбить симптомы, и она просто не смогла. Мы не обманываем вас.
Мишель объясняла все это очень спокойно, и по тону ее было понятно, что она говорит правду.
— Хорошо, — сказала я, успокаиваясь. — Простите мне мою резкость, но это меня действительно очень напрягло.
— Я понимаю, — кивнула Мишель. — Следующую встречу все-таки назначаем?
— Назначаем, — ответила я.
* * *
— Ты уже вернулась? — удивилась Соня. — Быстро вы.
— Она не смогла, заболела.
— Ну что же, бывает.
Паранойей моя сестра не страдала. И потом, она не проходила через весь этот ад, ей не надо было вновь ворошить прошлое.
— Похоже, у меня крыша едет, — сказала я.
— Тогда надо остановиться, Ас. Если не можешь справиться с этим, лучше не надо.
— Да нет, все будет нормально. Просто у меня была ужасная ночь. Это действительно нелегко. Когда это вспоминаешь, переживаешь все заново…
