Многие в Ливане возлагали ответственность за гражданскую войну 1975 года на палестинцев. Бывший президент Камиль Шамун, который в середине 1970-х оставался одним из наиболее влиятельных маронитских лидеров, утверждал, что этот конфликт никогда не был гражданской войной. «Эта война началась и продолжалась как война между ливанцами и палестинцами, — заявлял он. — С ее помощью ливанские мусульмане хотели захватить власть над всей страной»{38}. Шамун лукавил. К 1975 году разногласия между ливанскими общинами обострились настолько, что палестинцы послужили не более чем катализатором в этом конфликте, целью которого было радикальное изменение политической системы Ливана.
В начале 1970-х годов мусульмане, друзы, арабские националисты и группы левого толка, включая даже некоторые христианские организации, сформировали политическую коалицию под названием Ливанское национальное движение. Они ставили перед собой цель свергнуть устаревшую конфессиональную систему и заменить ее светской демократией, основанной на принципе «один гражданин — один голос». Коалицию возглавил популярный лидер друзской общины Камал Джумблат.
Джумблат родился в 1917 году в селении Мухтара и принадлежал к влиятельному ливанскому роду. Он изучал юриспруденцию и философию сначала в Париже, затем в Иезуитском университете в Бейруте, а в 1946 году, в возрасте всего 29 лет, был избран в ливанский парламент. «Ливан может выжить только как светское, прогрессивное государство, свободное от конфессионализма», — утверждал он{39}. Для оппонентов призыв Джумблата к созданию светского Ливана был не чем иным, как попыткой насадить в стране власть мусульманского большинства — по ряду оценок, к середине 1970-х годов мусульмане превзошли в численности христиан в соотношении 55:45 — и положить конец ливанскому христианскому государству на Ближнем Востоке.
Палестинская проблема, по мнению Джумблата, стала лишь одним из факторов, приведших к началу войны, которая шла в основном между ливанцами. «Если бы ливанцы не были готовы к взрыву, — рассуждал он, — никакого взрыва не произошло бы». Расхождения во взглядах между Шамуном и Джумблатом едва ли могли быть глубже. Маронитский лидер Шамун был полон решимости сохранить установленную Национальным пактом систему распределения власти и, соответственно, привилегированное положение христиан в Ливане. Джумблат и Ливанское национальное движение призывали к новому политическому порядку, основанному на равных правах всех граждан, что привело бы к доминированию мусульманского большинства. В сущности, это была обычная борьба за власть, где обе стороны взывали к высоким идеалам и представляли себя борцами за правое дело. Один из современников описал Шамуна и Джумблата как «идолов для своих сторонников и монстров для оппонентов», которые «демонстративно ненавидели друг друга, окопавшись за стенами своих дворцов и непримиримых убеждений»{40}.
Противостояние между защитниками статус-кво и сторонниками социальной революции достигло пика весной 1975 года. В марте мусульманские рыбаки в южном городе Сайда выступили против создания монопольной рыболовецкой компании, которая, как они опасались, могла лишить их средств к существованию. Поскольку компания принадлежала маронитам, в том числе и самому Камилю Шамуну, конфликт приобрел конфессиональную окраску. Рыбаки вышли на демонстрации, на их разгон маронитские власти бросили армию. Ливанское национальное движение обвинило власти в использовании войск для защиты маронитского крупного бизнеса. 6 марта армия применила против протестующих оружие, смертельно ранив Маруфа Саада, лидера популярной в Сайде суннитской насеристской организации левого толка. Смерть Саада спровоцировала массовые выступления и вооруженные столкновения в Сайде между ливанской армией и левыми группировками, к которым присоединились и палестинские боевики.
Вскоре конфликт распространился на Бейрут: в воскресенье 13 апреля группа вооруженных людей напала на лидера маронитов Пьера Жмайеля, когда тот выходил из церкви. Жмайель был основателем маронитской партии правого толка «Ливанские фаланги», имевшей самое многочисленное среди всех ливанских партий ополчение. Оно насчитывало около 15 000 бойцов. Нападавшие застрелили трех человек, включая одного телохранителя Жмайеля. Одержимые жаждой мести, в тот же день фалангисты устроили засаду на автобус с палестинцами, проезжавший через христианский квартал Айн ар-Рамман, и убили 28 человек. Когда новость об этом разлетелась по стране, ливанский народ понял, что такая эскалация насилия означает только одно — неизбежную войну. На следующий день никто не пошел на работу, школы закрылись, улицы были пусты. Жители Бейрута с тревогой следили за событиями из своих домов, читая газеты, слушая радио и обмениваясь новостями по телефону под звуки непрекращающейся стрельбы.
Лина Таббара находилась в Бейруте, когда началась гражданская война. Ее командировка в ООН подошла к концу, и она вернулась в Ливан на работу в Министерство иностранных дел. Во многих отношениях Таббара была олицетворением нового поколения ливанцев-космополитов: она получила превосходное образование, свободно владела английским, французским и арабским языками, была замужем за известным архитектором и жила в одном из самых фешенебельных кварталов Бейрута. На момент начала войны ей было 34 года, и она воспитывала двух дочерей в возрасте двух и четырех лет.
Со своими каштановыми волосами и голубыми глазами Таббара могла сойти за христианку, хотя на самом деле была мусульманкой и гордилась своим палестино-ливанским происхождением. В первые месяцы войны она отказывалась занимать чью-либо сторону, в то время как общество вокруг нее все глубже раскалывалось на два враждующих лагеря. Сохранять беспристрастную позицию было непросто. С самого начала гражданская война в Ливане была отмечена невероятной межконфессиональной жестокостью.
31 мая, через семь недель после начала боевых действий между вооруженными формированиями, в Бейруте и прилегающих районах начались первые массовые убийства мирных жителей по религиозному признаку. Лине позвонила подруга и сообщила, что мусульмане устроили облаву на христиан в квартале аль-Башура в западной части Бейрута. «Они перегородили улицу и проверяют всех прохожих, — кричала в трубку подруга Таббары. — Христиан убивают и оттаскивают тела на кладбище». В тот день в Бейруте было убито десять христиан. Газеты назвали его Черной пятницей. Но это было только начало{41}.
Летом 1975 года вооруженные столкновения в Бейруте стали обычным делом, и жители города были вынуждены приспосабливаться к военному положению. Самой популярной радиопередачей были новости о безопасных маршрутах и зонах боевых действий. «Дорогие радиослушатели, — звучал бодрый голос диктора, — мы рекомендуем вам избегать этого района и использовать маршруты объезда!» К осени 1975 года, когда пламя войны разгорелось сильнее, диктор стал более настойчив. «Дамы и господа, добрый вечер. Сегодня воскресенье, 20 октября. Вы хорошо проводите время, не так ли? Но теперь вы должны как можно быстрее вернуться домой! Повторяю: как можно быстрее!»{42} Такое предупреждение по радио горожане услышали перед началом ожесточенного сражения за высотные здания в центре Бейрута, с которых удобно было вести наблюдение и обстрел. Недостроенный небоскреб «Бурдж аль-Мурр», возвышающийся над коммерческим центром Бейрута, стал опорным пунктом боевиков суннитского левого движения «Аль-Мурабитун». Высотное здание отеля «Холидей инн», расположенное в самом сердце гостиничного района Бейрута, было захвачено маронитским фалангистским ополчением.
