А это говорит о том, что, даже если о По зволе в Москве знали, — ему явно не придавали такого уж судьбоносного значения. Поэтому построения ученых, считающих Позволь casus belli, пока не получили аргументации, основанной на актовом материале. Они транслируют мнение немецких и ливонских хронистов (И. Реннера, Т. Бреденбаха и др.), отраженных в нарративных памятниках. Но ему нет доказательств в документах XVI века.
Польской же стороной ливонско-литовский конфликт августа-сентября 1557 г. официально считался, в соответствии с narratio Позвольских договоров 1557 г., восстановлением фамильной чести польского короля, наказанием ливонцев за убийство королевского посла, пограничные рейды в Литву
[177] и притеснения литовских купцов. Именно в таком виде — с сопутствующими конфессиональными мотивами — он и вошел в польские хроники, начинавшие отсчет истории борьбы за Прибалтику в середине XVI в. вовсе не с русского вторжения в 1558 г., а с «войны коадъюторов» 1556 г. и Позвольского мира 1557 года
[178]. Станислав Сарницкий назвал эти события Теu tonico bello и также связывал начало борьбы за «Инфлянтов» с действиями Вильгельма Фюрстенберга и его противостоянием с рижским архиепископом
[179].
Однако Позвольскому миру было не суждено остановить эскалацию конфликта. По образному выражению О. Дзярновича, «войну коадъюторов» и Позвольский мир, которые могли бы положить конец разделу Ливонии, «теперь помнят только историки» — все затмила начавшаяся в 1558 г. Ливонская война
[180].
Таким образом, «война коадъюторов» 1556–1557 гг. положила начало закату Ливонии. И хотя в военном отношении конфликт носил локальный характер и быстро закончился, в дипломатической сфере безо всякой войны Ливония согласилась на серьезные уступки и фактически утратила часть своего суверенитета. Во всяком случае, после 1557 г. ливонская внешняя политика оказывалась полностью зависимой как от Короны Польской, так и от Священной Римской империи. Из событий 1556–1557 гг. следовал еще один жестокий урок: стало ясно, что Ливония не в состоянии выдержать никакого серьезного внешнего агрессивного воздействия, неспособна защитить себя. До начала раздела Прибалтики оставалось около трех месяцев.
Заключение
Говоря об истории Балтийских войн, очень важно определить для них точку отсчета. Когда начало борьбы за Прибалтику историки относят к январю 1558 г., к русскому вторжению в Ливонию, то «за флагом» остается вся предыстория конфликта. В таком случае непонятно, как Ливония дошла до такой жизни и почему ее гибель была неизбежной. Если не учитывать событий первой половины — середины XVI в., то причины Ливонской войны будут сведены к агрессии России против невинной Ливонии, порожденной захватническими устремлениями русского царя-тирана. Если же учитывать всю настоящую предысторию конфликта, то ситуация выглядит совсем по-другому. Россия вовсе не была единственной страной, желающей захватить Прибалтику — столь же агрессивной была роль Королевства Польского и Великого княжества Литовского. Герцогство Пруссия, Священная Римская империя, Швеция, Дания также стремились к активному участию в разделе Ливонии.
Карта Балтики и Скандинавии. XVI в.
Это был крупный международный конфликт, порожденный изменением геополитической реальности, угасанием старого, средневекового мира на Балтике, мира Ганзейского союза и немецких северных крестоносцев, прибалтийского новгородско-псковско-ливонского «мира-экономики», концом эпохи феодальных локальных государств, рассеянных по берегам Балтийского моря. Ему на смену приходили державы раннего нового времени, «молодые хищники», претендующие на превращение в империи или преследующие глобальные геополитические цели, такие, как экономический и политический контроль над крупномасштабным регионом, например, таким, как Балтийский мир. Борьба за него началась с передела Прибалтики как самого «прогнившего» звена в системе балтийских государств. Она растянется почти на 70 лет, в которые прибалтийские земли станут одним из активно действующих полигонов знаменитого «столетья войн» (1550–1648) Европы раннего нового времени.
Граница двух миров — река Нарова между Нарвой и Ивангородом. Фото А. И. Филюшкина
Орденский замок в Вентспипсе (Виндаве), Латвия
Nachsatz
Филюшкин Александр Ильич. Родился в 1970 г. в Воронеже, окончил исторический факультет Воронежского государственного университета. Ученик известного историка Юга России, профессора В. П. Загоровского. После университета работал в гимназии, в 1994–2001 гг. — преподаватель кафедры истории России ВГУ. В 2001 г. переехал в Санкт-Петербург, в 2001–2014 гг. был собственным корреспондентом российского исторического журнала «Родина» по Санкт-Петербургу и Северо-Западу РФ, с 2004 г. работает в Санкт-Петербургском государственном университете, с 2006 г. заведует кафедрой истории славянских и балканских стран Института истории СПбГУ. В 2007 г. защитил докторскую диссертацию (научный консультант профессор Р. Г. Скрынников). Автор 7 монографий по истории России в XV–XVI вв., в том числе двух книг в серии ЖЗЛ (Андрей Курбский. М., 2008; Василий III. М., 2010), книги по военной истории Ивана Грозного (Ivan the Terrible: A military history. London, 2008), книги по истории Балтийских войн России в XVI в. (Изобретая первую войну России и Европы: Балтийские воины второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб., 2013). Выпускающий редактор международного научного журнала по славистике «Studia Slavica et Balcasnica Petropolitana».
