На ночёвку мы остановились в глубокой лощине.
Мы с Тобблом собрали веток и прутьев, и Хара развела костёр. На ужин у нас была рыба (у Хары и у меня), вертячки (у Тоббла) и ягоды (их ели все).
Поев, я легла на спину и смотрела, как звёзды собираются в стаи на бескрайнем небосводе, и тогда меня охватило умиротворение: я не жила прошлым и не беспокоилась о будущем, не терзала себя вопросом, осталась ли одна на земле или где-то далеко живут мои сородичи. Я лежала и слушала, как сверчки в такт поют свою песню, которая была похожа на биение сердца Земли.
Хара с Тобблом тоже выглядели невероятно умиротворёнными. Они, словно загипнотизированные танцем языков пламени, в молчании сидели у костра. О чём они думали? Любопытство заставило меня нарушить молчание.
– Мне показалось, ты больше не боишься браконьеров? – спросила я Хару.
Хара удивлённо подняла бровь.
– Почему ты так думаешь?
– Чутьё.
– Ты права. На территории королевства браконьерство незаконно, браконьеры охотятся подальше от населённых земель.
– Значит, мы уже почти дошли?
Хара показала на восток.
– В нескольких километрах отсюда деревни Долгрейта. – Она повернулась и теперь показала на северо-запад. – А оттуда уже недалеко до Города свободных торговцев. Но мы всё равно должны быть начеку: натолкнуться на людей Мурдано можно где угодно. Правда, они не утруждают себя и передвигаются шумно, поэтому, если окажутся поблизости, мы их услышим.
– Так значит, ты хорошо знаешь здешние места? – спросила я.
– Неплохо.
Я какое-то время не решалась задать следующий вопрос. Но мне так много всего хотелось узнать об этой девчонке…
– У тебя… родные в этих краях?
Хара посмотрела на меня не выражающим никаких эмоций взглядом.
– В некотором смысле.
– Может быть, друзья?
– У меня нет друзей.
Тоббл широко раскрыл глаза.
– У всех есть друзья!
– У меня тоже никогда их не было, – ответила я. – То есть мои братья и сёстры и были моими друзьями.
– Друзья – это роскошь, которую мы не можем себе позволить, – снова без эмоций ответила Хара.
Я хотела задать ещё вопросы, как вдруг осознала: Хара всегда очень осторожна с ответами – она рассказывает только то, что считает нужным; в противном случае просто молчит. И лучше не подгонять её – тогда она сама всё расскажет. Общаться с ней непросто, а я к тому же была её пленницей и всё время задавала вопросы, на которые не получала от неё ответа.
Мама всегда поощряла моё любопытство. Она говорила: «Только задавая вопросы, ты можешь чему-то научиться». Но иногда случается, что ответов нет. Или они могут быть не такими, какие мы ждём.
Подул лёгкий ветерок, который принёс знакомые запахи меда и лаванды – ароматы из моей прошлой жизни без страданий и боли. Я закрыла глаза, чтобы не расплакаться, потому что тоска по дому накрыла меня, словно волна ледяной воды.
Мы шли ещё два дня. Когда у меня или у Тоббла начинали болеть ноги, Хара сажала нас на лошадь, и какое-то время мы ехали верхом. В знак благодарности мы собирали вдоль дороги нежные листья травы и кормили Валлино, который, так же благодаря нас в ответ, иногда прижимался к нам носом или издавал довольное ржание. Казалось, Тоббла он любил особенно сильно.
– Интересно, о чём весь день думает Валлино? – Тоббл задал этот вопрос, сидя на его спине, во время второго дня нашего путешествия.
– Думаю, у него две мысли, – ответила я. – И одна из них: «Хочу есть».
– А вторая? – спросила Хара.
– «Не хочу есть».
– Ты так говоришь, потому что он не относится к главным классам, – возразил мне Тоббл. – Но это совсем не означает, что он не может думать о чём-то серьёзном.
На что Валлино поднял хвост и оставил на тропинке особенно пахучий «сюрприз».
– Забудем об этом, – ответил Тоббл, и мы с Харой засмеялись.
Когда тропинка постепенно превратилась в дорогу, Хара сказала:
– Что ж, похоже, пришла пора мне снова стать мальчишкой.
– Почему? – недоумевал Тоббл.
– Очень скоро мы начнём встречать попутчиков. Будет намного проще иметь с ними дело в образе парня, – пыталась объяснить Хара, затягивая волосы в хвост.
– Но ведь это несправедливо, – возмутился Тоббл. – Неужели так важно, кто ты – мальчишка или девчонка?
– Но это так, – согласилась Хара. – Жизнь отучила меня искать в этом мире справедливость.
Она посмотрела на меня.
– Ты тоже не должна показывать, кто ты на самом деле, Бикс.
– Потому что я даирн.
– Да, ты редкость. Всё редкое привлекает внимание.
Я недовольно заёрзала.
– И как же я смогу перестать быть даирном? – спросила я.
Конечно же, я знала ответ.
Хара состроила гримасу.
– Если пойдёшь на четырёх лапах, будешь помалкивать и время от времени вилять хвостом…
Я громко вздохнула.
– Да знаю я. Просто… Я ведь не собака.
– Я понимаю, – сказала она. – Будь ты собакой, этого разговора не случилось бы.
– Никогда не любил собак, – влез в разговор Тоббл. – Они ловят воббиков. И едят их.
– Тут вот в чём дело, – начала объяснять я. – Когда-то слово «собака» было для даирнов оскорблением. Я не говорю, что мы их презираем. Мы их любим…
– Ты сначала попробуй убежать от своры этих голодных псов, а потом говори о том, как их любишь, – вставил Тоббл.
– Но согласно древним писаниям, – продолжала я, – во времена, когда люди и даирны жили бок о бок, самым обидным для нас сравнением считалось «как самые настоящие собаки».
– Прости, Бикс, – сказала Хара. – Но так тебе же будет лучше.
– Понимаю. – Глубоко вздохнув, я встала на четыре лапы, произнеся неубедительное «гав».
– Кто бы мог подумать, что лай может быть настолько печальным, – сказала Хара, поглаживая меня по голове.
21
Цивилизация
Я чувствовала себя вполне комфортно, когда я шла по-собачьи, – единственное, подушечки на пальцах рук были не такие твёрдые, как на пальцах ног. Когда могла, я старалась идти не по каменистой дороге, а по траве на обочине. Также я старалась держать пальцы вместе и всегда прикрывать сумку на животе. Если я не расставляла руки широко в стороны, то скользуны видно не было, поэтому хотя бы об этом я не беспокоилась.
И, как оказалось, у меня получалось обвести вокруг пальца прохожих. Как-то раз мимо проходили рыцари. Один из них склонился с мощного коня в доспехах и рукой в перчатке погладил меня по шее, называя при этом «славной собачкой».
