У Авроры покраснели щёки. Как они смеют?! Они же понятия не имеют, каким было её детство. А оно у неё было прекрасным, и не вопреки, а благодаря Малефисенте! Глубоко вдохнув, Аврора взяла в руки поднос, надеясь, что ей удастся сменить тему разговора.
– Не желаете ли пирожных? -– спросила она таким приторно-сладким голосом, который мог соперничать с самими пирожными.
Сидящие за столом дамы рассеянно брали с подноса пирожные, продолжая при этом разговаривать между собой так, словно Аврора была в шапке-невидимке. Аврора вздохнула, посидела за столом ещё немного и, видя, что здесь до неё никому нет дела, тихонько ушла.
Пробежав по длинным безлюдным коридорам и из последних сил сдерживая слёзы, она ворвалась в свою комнату и бросилась прямиком на балкон. Ей необходимо было глотнуть свежего воздуха. И ещё побыть в тишине.
Но почти сразу же дверь в комнату открылась. Опасаясь, что это пришла Ингрит, чтобы увести её назад, Аврора обернулась и с облегчением вздохнула, увидев, что это Филипп. Заметив её на балконе, он подбежал к ней.
– Аврора, – сказал Филипп, глядя на её печальное лицо и покрасневшие от слёз глаза, – скажи, что тебя так тревожит?
Она ответила не сразу – не была уверена, что может сказать ему правду. Но с другой стороны – через день они станут мужем и женой, так какие же между ними могут быть тайны?
– Мне кажется, что здесь я не на своём месте, – сказала, а точнее прошептала наконец Аврора.
– Твоё место рядом со мной, – покачал головой Филипп.
Аврора улыбнулась. Она понимала, что Филипп хочет подбодрить её, но...
– Здесь все очень добры ко мне, – сказала Аврора, пожимая руку принцу, – но прошло всего два дня, а я уже чувствую себя совершенно другим человеком... – Она замолчала и заглянула Филиппу прямо в глаза.
– Ну, это трудно, я понимаю...
– Нет, это легко. Очень, – возразила Аврора. – Вот эти драгоценности, эта причёска, – она прикоснулась рукой к своим искусно уложенным волосам, – даже моя улыбка – всё изменилось, абсолютно всё. Я больше не ощущаю себя королевой вересковых топей...
Аврора почувствовала, как её сердце кольнула острая боль. А не совершает ли она ошибку, рассказывая Филиппу о своих переживаниях? Но тут он сжал её ладонь, посмотрел на свою невесту сияющим добрым взглядом – и сомнения оставили Аврору. Филипп по-прежнему оставался тем самым принцем, в которого она влюбилась, и это самое главное.
– Я хочу жениться на девушке, которую встретил однажды в лесу, – мягко сказал Филипп. Он протянул руку, осторожно ухватил один из пришитых на платье Авроры драгоценных камешков, повертел его в пальцах и добавил, с улыбкой глядя на Аврору: – Ты вовсе не обязана носить эти дурацкие тряпки.
Тут уж последние сомнения Авроры развеялись. Разумеется, Филипп всё должен понять. Конечно же, он должен знать, что она сильнее тех светских леди, что сейчас обсуждают её за чайным столом. Он знал и любил её такой, какая она была на самом деле, и так было всегда.
Филиппу уже нужно было идти, и, провожая его взглядом, Аврора внезапно поймала своё отражение в зеркале. Увидела – и не узнала себя, а в голове сразу вдруг мелькнул образ Малефисенты с прикрытыми чёрным шарфом рогами. Как она, Аврора, могла просить тёмную фею, чтобы та скрыла своё истинное «я»?! Чтобы изменила себе – только бы, видите ли, не потревожить других?!
Неудивительно, что после этого Малефисента ушла и уже никогда не вернётся. Слишком тяжело пытаться стать не тем, кто ты есть.
На вересковых топях стояла тишина. Тёмные плотные облака затянули небо, заставив всё живое забиться в свои домики и норки. Но пока волшебный народец спал, по их земле крались незваные гости.
Подняв руку, Персиваль подал ожидавшим его солдатам беззвучный сигнал «Внимание!». Их было около сорока человек. Чуть раньше по приказу королевы Ингрит он разыскал молодого парня, который притащил в Ульстед гробоцвет, попавший затем в лабораторию Ликспитла. Бен (как вы помните, именно так звали того парня) без промедлений согласился показать поле, где растут гробоцветы, как только увидел увесистый мешочек с золотом, который показала ему Герда. Взяв Бена в качестве провожатого, Персиваль отобрал своих лучших, самых надёжных бойцов и вместе с ними отправился на вересковые топи. Задача перед ними была поставлена простая: нарвать как можно больше гробоцветов и вернуться с ними домой, не дав себя обнаружить обитателям топей. Когда этот же приказ получила и Герда, она помертвела от страха. Меньше всего на свете ей хотелось отправляться на вересковые топи, да ещё среди ночи. Здесь каждый звук казался подозрительным, каждый запах – тревожным. Понятно, что Герда предпочла бы остаться в чистеньком Ульстеде, где царит покой и порядок.
Но приказы Ингрит не обсуждают – им подчиняются.
Не заметив никаких признаков опасности, Персиваль опустил руку – по этому сигналу солдаты вышли из-за деревьев на широкое поле, покрытое гробоцветами. Их здесь были сотни, а может, и тысячи. Яркие цветки тянули свои лепестки к луне, как раз сейчас показавшейся из-за облаков. Серебристый лунный свет переливался на лепестках, заставлял цветы мерцать – это было красивое зрелище, но от него Персиваля охватила нервная дрожь.
Ему не нравился лунный свет. Темнота для их сегодняшней миссии подходила гораздо лучше. Стоящий рядом с Персивалем и Гердой Бен тоже нервничал и то и дело косился то на ночное небо, то на темнеющий у него за спиной лес.
– А что, если... – Он тяжело сглотнул. – Что, если вернется та... крылатая?
– Её больше нет, – покачала головой Герда.
– Вы уверены? – переспросил Бен.
Герда не ответила – зачем? Этот мальчишка здесь для того, чтобы помогать, а не задавать вопросы. Но сама Герда при этом действительно не сомневалась, что крылатая ведьма их больше не побеспокоит. Никогда.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В ЦЕНТРАЛЬНОМ ЗАЛЕ ОБИТЕЛИ, МАЛЕФИСЕНТА – ВНОВЬ ЭНЕРГИЧНАЯ И ОЖИВЛЕННАЯ – СМОТРЕЛА НА ТЁМНЫХ ФЕЙ и ЭЛЬФОВ, СИДЯЩИХ С НЕЙ ЗА ОДНИМ СТОЛОМ. Хотя за последнее время она уже почти привыкла видеть своих сородичей, эта картина всё равно заставляла её сердце биться чаще. Долгие годы одиночества, когда Малефисента не встречала ни одной другой тёмной феи, сделали её суровее и холоднее. Но теперь, сидя за одним столом перед ревущим огнём вместе с десятками других тёмных фей, она понемногу оттаивала душой.
Рядом с ней сидел Коналл. Как и Малефисента, он молчал, слушая журчание голосов вокруг. Малефисента, может быть сама того не желая, гадала, о чём сейчас думает Коналл, обводя взглядом этот зал. Вот о чём он подумал сейчас, когда повернул голову и взглянул на неё? Не о том ли, что она выглядит потерянной? Или о том, что здесь, в кругу своих, она нашла себя и своё настоящее место? Не сводя с Малефисенты глаз, Коналл протянул ей флягу с водой. Малефисента едва не рассмеялась – такими простыми оказались его мысли, таким естественным был его жест! А она-то чего только не придумала!
