– Всем держаться вместе! Всем держаться вместе! Мы покидаем вересковые топи!
К ней присоединилась Флиттл и тоже начала командовать:
– Все возьмите своего соседа за руку, за крыло, за хвост или что там у него есть!
Убедившись, что все готовы, Лист тяжело вздохнул и перешёл границу. Впервые за долгое, очень долгое время волшебный народец покидал вересковые топи и ступал на территорию людей.
Диаваль шёл, опустив голову и не обращая внимания на носящихся в воздухе у него над головой Нотграсс, Флиттл и Фислвит. Чем ближе становился Ульстед, тем тревожнее становилось у него на душе. Он видел развевающиеся на ветру яркие флаги, слышал весёлый перезвон колоколов, но ощущение опасности не проходило, напротив – с каждой секундой только усиливалось. Диаваль не забывал о том, что сейчас они ступили на вражескую территорию, и при этом с ними не было их главной защитницы – Малефисенты.
Подойдя к главным воротам замка, Диаваль увидел цепь вооружённых солдат. Они совершенно не вписывались в общую атмосферу праздника, и потому Диаваль прибавил шагу, чтобы как можно меньше задерживаться возле них. Вошедших в ворота замка встречали охранники и направляли в разные стороны. Людей – и знатных на вид, и простых горожан – просили пройти в одну сторону, а волшебному народцу указывали дорогу прямиком в церковь.
Когда Диаваль подошёл ближе, его остановил один из солдат.
– Эй, я гость со стороны невесты, –- сказал Диаваль.
Но охранник уже вытолкнул его из общей цепочки и сказал, указывая рукой на волшебный народец:
– Нам приказали впускать в церковь только этих... чтобы они первыми могли занять там места.
На мгновение Диаваль смутился, а потом понял. Ну, конечно, охранник принял его за человека! Он мысленно обругал Малефисенту за то, что та оставила его в этом дурацком виде, и попытался всё прояснить:
– Простите, но на самом деле я ворон.
Но это, пожалуй, только ещё сильнее всё запутало.
– Что-что? – переспросил охранник.
– Я маленькая чёрная птичка. Примерно вот такая. – И Диаваль развёл ладони сантиметров на двадцать друг от друга.
Охранник не знал, как ему поступить, а толпа перед ним тем временем всё росла и росла. Поэтому он оттолкнул Диаваля в сторону к людям и велел ему подождать, а сам продолжил направлять волшебный народец в церковь.
– Но первыми и на лучших местах должны быть мы! – возмущался рядом с Диавалем какой-то хорошо одетый гость. – Почему мы должны ждать... их?! Ничего не понимаю.
Раздавались вокруг голоса и других людей, недовольных тем, что им приходится ждать. А Диаваль слушал и наблюдал. И чем дольше наблюдал, чем дольше слушал, тем тревожнее ему становилось. Здесь явно было что-то не так. Но что? Зачем они отделяют волшебный народец от людей? Диаваль начал потихоньку пятиться назад и вскоре затерялся в толпе.
Пусть сейчас у него не было крыльев – но ведь глаза и уши остались, верно? Вот он и попробует с их помощью понять, что же всё это значит...
Аврора не слышала фанфар, гремящих за стенами её комнаты. Не слышала ни звона колоколов, ни шума сотен гостей, начавших собираться возле замка с первыми лучами зари. День её свадьбы едва начинался, а она уже измотана до предела.
Эту ночь Аврора провела почти без сна, в голове у неё бесконечным эхом звучали слова Диаваля. Что, если он прав и вовсе не Малефисента стала причиной плачевного состояния короля Джона? Но если не Малефисента, то кто же тогда? Как только Аврора пыталась перестать думать об этом и закрывала глаза, в полусне ей сразу виделась крёстная, её рога, её зелёные глаза – они горели ярче зелёного свечения магической энергии. Вскоре Аврора оставила попытки уснуть и до конца длинной ночи просто расхаживала по своим комнатам: думала, думала, думала – и наконец пришла к твёрдому выводу: что-то здесь не так. Только она никак не могла понять, что именно не так. И что делать, тоже не знала.
Сейчас она смотрела на висящее перед ней свадебное платье королевы Ингрит – теперь оно считалось её платьем. Падающие в окно лучи рассветного солнца играли на блёстках и драгоценных камнях, которыми было расшито платье, отчего казалось, что оно шевелится, постоянно меняя свои узоры. Рядом висело другое платье, то, что прислали Авроре с вересковых топей – простое, без камешков и блёсток. Авроре ужасно хотелось надеть именно его, а не платье Ингрит.
Тут раздался стук в дверь. Аврора обернулась и, увидев Филиппа, отрицательно покачала головой.
– Да-да, я знаю, что видеться с невестой до венчания в церкви плохая примета, – прочитал выражение её лица Филипп. – Но я просто не мог не взглянуть на тебя.
И он протянул ей цветок.
Филипп ещё что-то говорил, но Аврора его уже не слушала – она не сводила глаз с цветка. Протянув руку, она взяла его у Филиппа и осторожно прикоснулась к его лепесткам. Малефисента давным-давно объяснила ей, какое значение для волшебного народца имеют эти красные гробоцветы, которые никогда не срывают и не выносят за пределы вересковых топей.
– Гробоцвет? Где ты его взял? – спросила Аврора.
– Это подарок. От мамы, – пожал плечами Филипп.
Аврора ничего больше не сказала, и он, быстро поцеловав её в макушку, собрался уходить, не подозревая, какие мысли роятся сейчас в голове его невесты.
– Солнце встаёт, Аврора. Настал день нашей свадьбы, – сказал Филипп, и с этими словами вышел из комнаты.
После его ухода Аврора долго ещё перебирала в пальцах священный гробоцвет. Зачем он понадобился Ингрит? Непонятно. Бессмыслица какая-то.
Аврора быстро вышла из своей комнаты, ей необходимо было найти Ингрит. Быть может, королева сможет толком объяснить, зачем с вересковых топей было похищено это сокровище? Но чем дальше шла Аврора, тем отчётливее начинала понимать, что поселившаяся в ней с недавних пор тревога каким-то образом напрямую связана именно с самой королевой Ингрит.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В КОИ-ТО ВЕКИ АВРОРА БЫЛА РАДА ЦАРЯЩЕЙ В ЗАМКЕ СУМАТОХЕ. ВСЕ ГОТОВИЛИСЬ К СВАДЬБЕ, И ЭТО ПОЗВОЛИЛО ЕЙ СОВЕРШЕННО НЕЗАМЕЧЕННОЙ ПРОЙТИ ПО КОРИДОРАМ ДО АПАРТАМЕНТОВ КОРОЛЕВЫ ИНГРИТ. Она постучала, но никто не ответил. Тогда Аврора осторожно приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.
В комнате было темно и тихо, наверное, Ингрит уже оделась и ушла. Аврора медленно прошлась по комнате, глядя вокруг, но того, что искала, не нашла – ни букета гробоцветов, ни дневника, в котором Ингрит записывала бы свои мысли. То есть, может, такой дневник и существует, только Аврора его не обнаружила. Пройдя дальше в глубь комнаты, Аврора заглянула в гардеробную – и здесь на неё из полутьмы зловеще взглянули манекены в полный человеческий рост.
Аврора уже хотела уйти, но тут комнату внезапно наполнил громкий шёпот. У Авроры вдруг стало покалывать палец, и она удивлённо подняла брови. Посмотрев на свою руку, она увидела, что покраснел и покалывает – причём всё сильнее – шрам, оставшийся на том месте, где она укололась о веретено, когда Малефисента наложила на неё проклятие.
