Всего через полсекунды после «круглого» расчетного времени огромные захваты, удерживавшие нас на площадке, отпустили ракету, и наш «Сатурн» пришел в движение, изрыгая огонь из гигантских сопел и слегка покачиваясь, чтобы его нос смотрел точно вверх. Ракета обрела равновесие и после одного или двух ударов сердца стала подниматься. «Есть старт. Подъем. Старт в 49 минут после часа… Ракета прошла башню»
[117]. Мы устремились вверх, оставляя за собой громыхающий подобно перфоратору столб раскаленного оранжево-красного пламени, более яркого, чем горелка сварщика.
«Сатурн» пронзил покрывало высоких облаков, которые отчасти затеняли солнце, так что оно сияло не ярче нашей ракеты, и стал лениво ложиться на курс в направлении на юго-восток, чтобы выйти на опорную орбиту вокруг Земли. Всего через несколько мгновений мы были вне пределов видимости любого человека во Флориде. Когда грохот утих, Трейси отняла руки от ушей, повернулась и увидела пустое небо. «Мамочка, – спросила она, – а папа уже на Луне?»
«Как идет, – сообщил я миру, когда перегрузки стали вдавливать меня в парусиновое кресло, – как идет!» Система «Джемини – Титан» в сравнении с этим была жалкой хлопушкой. За полторы минуты мы преодолели несколько десятков километров и испытывали уже 4,5g перегрузки. Восторг от полета был омрачен наступлением POGO – нас стало трясти в направлении вверх и вниз, словно боги смешивали мартини. Мы ожидали этого и не беспокоились. Первая ступень ракеты несла неимоверный груз, но она становилась легче с каждой микросекундой по мере поглощения топлива, и в итоге набрала скорость 7200 км/час, то есть 2000 метров в секунду. Всего через пару минут мы были уже на высоте 74 км, готовые к тому, что двигатели первой ступени лишатся топлива и остановятся
[118] и в работу вступит вторая ступень.
Мы ожидали примерно такого же толчка при разделении ступеней, как на «Джемини», но отключение оказалось мощнее, и нас швырнуло сначала назад, а потом вперед на привязные ремни с такой силой, как будто мы врезались в стену. Огненный шар, остававшийся до того позади, окутал нас полностью. Джон Янг позднее сравнил этот удар с крушением поезда.
Затем включилась вторая ступень, нас снова отбросило в кресла, и мы во мгновенье ока покинули огненный шар. На «Сатурне» всё это происходило очень быстро.
А вот POGO осталось с нами, и ощущалось даже хуже, чем прежде, пока еще 416 тонн жидкого водорода и жидкого кислорода сгорали жарко и тяжело в течение семи с половиной минут, а мы ускорялись с захватывающей дух силой. Мы еще были живы, наш корабль говорил с нами, и то, что он хотел сказать, нам не нравилось. Низкие стоны и скрипучие вздохи указывали, что металлу позади нас больно, что он весь в напряжении. Болтанка намекала, что там, внизу, назревают большие проблемы. Но что, черт побери, происходит? Поскольку мы летели на вершине системы размером с небоскреб, мы не могли видеть, что творится двадцатью этажами ниже. Единственное открытое окно было перед Томом; все остальные еще скрывались под защитным экраном, к которому присоединялась башня аварийного спасения. По сути мы были слепы.
Затем эта башня, в которой мы больше не нуждались, сорвалась с громким лязгом и ушла прочь. «Сатурн» преподнес еще один сюрприз: хотя я и знал, что это должно случиться, и ожидал как раз в это время, детонация была настолько внезапной и мощной, что на какое-то мгновенье мне показалось, что она вырвет корабль из ракеты. Через мгновенье башня исчезла, стащив заодно аэродинамический экран с наших окон, и я наконец смог увидеть, что происходит снаружи. Это оказалось нечто весьма знакомое, и я произнес: «Три года – это немалый срок, но вот он, берег Африки, и он вновь выглядит прекрасно».
Вторая ступень закончила работу через 11 минут 47 секунд после старта, оставив нас нестись вперед на скорости 25 010 км/час, но это была еще не орбитальная скорость
[119]. Несмотря на все шатания и вращения, нам было радостно вновь оказаться в космосе. «Как в старые добрые времена», – пошутил Джон.
Мы получили еще один сеанс пляски с притопом, когда третья ступень включилась на три минуты – этого хватит, чтобы доставить нас на орбиту высотой 187 км на скорости 28 230 км/час
[120]. Внезапно она решила везти нас с мягкостью «кадиллака»: после отделения второй ступени пропало и POGO
[121]. И вот мы начали плавание в невесомости. Никто не испытывал эйфорию от отсутствия тяжести, потому что всем нам это ощущение было знакомо, и нас больше беспокоило, насколько велик ущерб, который мог потерпеть корабль из-за дикой тряски при выведении, и не нарушит ли он все наши планы.
В момент запуска управление было передано из Флориды в Хьюстон, и Глинн Ланни отрядил воинство ЦУПа определить по телеметрии, может ли корабль продолжать полет, и в особенности – не получил ли повреждений хрупкий лунный модуль. Они знали лишь, что что-то было неправильно, но данные компьютеров не давали ясной картины. Ланни провел опрос по принятым данным и получил ответ, что ничего плохого не произошло. Когда мы вновь вышли на связь через станцию Карнарвон в Австралии, ЦУП дал разрешение на повторное включение третьей ступени, которая отправит нас к Луне.
Ожидая этого решения, мы сделали полтора витка вокруг земного шара, и теперь запустили отсчет к последнему импульсу, который уведет нас с околоземной орбиты и направит к Луне. Этот маневр был известен как «старт к Луне», или TLI. По какой-то странной причине мы всегда обращались по орбите вверх ногами, так что теперь, когда я выглянул из окна, я увидел огни Сиднея далеко внизу – и при этом над моей головой. Затем запустился могучий двигатель, и Сидней пропал из виду; австралийцы же удивились, когда в ночном небе над ними загорелась новая яркая звезда.
В отличие от «Джемини», где восход наступал сравнительно медленно, сейчас мы просто ворвались в солнечный свет, взбираясь над Землей на все более высокой скорости. «Какой прекрасный способ наблюдать восход», – изумился я. Колебаний типа POGO давно уже не было, но мы столкнулись с новым, более жестким типом вибрации, настолько сильной, что она мотала нас на притяжных ремнях
[122]. Металл визжал, приборная панель танцевала как на пружинах, пока наш корабль пытался освободиться от притяжения Земли. У нас не было зеркала заднего вида, мы не могли посмотреть, что там происходит, но понимали, что ситуация быстро ухудшается. Мы чувствовали агонию ракеты. Какой бы ни была наша проблема, она становилась все серьезнее.
