Девочки охали надо мной, простив поднятую руку и выступление с разоблачением декламаторов. Мальчики оживленно обменивались впечатлениями и тянули жребий, кому идти под окна искать мои учебники. Учительницы в классе уже не было – она рыскала по этажам в поисках директора и завхоза. Выпрашивать замену очередного разбитого стекла.
Урок был сорван.
Но к перемене порядок восстановили. Из класса нас всех выгнали в коридор, меня привели в чувство, сумку принесли и почистили. Вконец измученный директор пригласил меня в кабинет и с плачущими интонациями уговаривал не предавать инцидент огласке в обмен на перевод в другой класс в ближайшие пару дней. На самом деле я бы не отказалась от перевода и в другую школу, но что-то не было у меня уверенности, что там будет лучше. Люберцы на все накладывали свой отпечаток.
Вот в таком пессимистичном настроении я в толпе учащихся выходила после шестого урока из здания, даже не догадываясь, что Пингвинкина была истинной люберкой, а значит, не собиралась прощать оскорблений. Вернее, она решила, что у нее появился новый и весомый повод провести тренировку по боевым искусствам…
Оля ждала меня во дворе. Нас обеих ожидало увлекательное мочилово за гаражами. Только она об этом знала, а я нет.
Впрочем, до меня что-то стало доходить, когда ко мне подошло огромное существо в мужской «аляске», сплюнуло и трубным голосом спросило:
– Слыш, новенькая! А как твоя фамилия?
– Зотова! – пискнула я.
– Кабздец тебе, Зотова! – констатировала Оля.
Надо было спасать свою жизнь. И, вложив в голос весь пофигизм и смелость, накопленные с момента переезда, я выдала первое, что пришло на ум:
– Слушай, Оль! А ты в кино не снималась? Кажется, видела тебя на киностудии имени Горького.
Гора ошарашенно заморгала. А я, заметив сомнение в голубых глазах, подбавила газку:
– У тебя очень интересная внешность. Кинематографичная. Таких режиссеры разыскивают по всей стране. У меня недавно как раз съемки в фильме закончились, знаю, о чем говорю. Хочешь, и тебя устрою?
Наконец у Пингвинкиной прошел первый шок. Она отмахнулась от истерящего в окне директора и схватила меня за шиворот.
– Ты издеваешься? Да? Ща ты вообще покойник! Пойдем! – Меня не особо аккуратно поставили на тропинку и придали ускорение сзади. Пришлось плестись в чужой и незнакомый двор, вид которого вызывал все бо`льшие и бо`льшие опасения. Аляска шла сзади, перекрывая пути к отступлению.
Умирать не хотелось. И я заливалась соловьем, вспоминая имена актеров. И наших, и иностранных, с которыми, разумеется, якобы была знакома. Видела их вот как прям ее сейчас. Не знаю, зачем я приплела режиссеров и звезд, но опыт съемок в массовках у меня действительно имелся. Правда, Оля вряд ли бы смогла меня узнать, ведь те два фильма, где я была задействована в сценах школьной перемены и толпы в зоопарке, в прокат так и не вышли. Но упоминания о том, что я засветилась в кино, раньше всегда творили чудеса. На чудо я надеялась и сейчас.
Мое сознательное детство пришлось на восьмидесятые годы, а самой фантастической и прекрасной мечтой советского ребенка было попасть в кино. И не на сеанс или на просмотр «В гостях у сказки» по цветному телевизору марки «Рубин», а на съемки. Хотя бы в массовку или на маленькую роль в Ералаше. Фразой «Девочка, хочешь сниматься в кино?» маньяки и извращенцы уводили со дворов даже самых умных-разумных. Эта детская мечта ежегодно толкала десятки тысяч абитуриентов на штурм ВГИКа. Разумеется, поступали единицы, а остальные шли сдаваться в менее престижные вузы, техникумы и ПТУ, с тем чтобы остаться в Москве и попробовать поступить через год. А потом еще и еще. И, разумеется, большинство так и вырастало в специалистов совсем других специальностей: в инженеров, техников и учителей. Но здание с колоннами на улице Пырьева, фразы «первый творческий тур, прошел на второй», «стих, басня, этюд» могут найтись в сокровенных подвалах памяти многих наших сограждан. Некоторые, самые упорные и с большой творческой составляющей, все же не хотели служить приземленным и скучным профессиям, всеми правдами и неправдами пробиваясь таки в волшебный мир кино. Пусть не актерами, а осветителями, помрежами, монтажерами. Там их накрывала та же бытовуха, что и в любом другом мире. Те же дрязги, очередь за зарплатой в окошечко кассы, фикус на окне, дешевый растворимый кофе и дурной характер начальства. Но кто об этом думал в детстве? Мы же видели только сказку! Как кинозвезды ежедневно получали мешки писем от поклонников, как ездили на кинофестивали за границу и в красивых платьях позировали для журналов. Кто ж в Советском Союзе не мечтал так жить? И если взрослые, уже обремененные работой и семьями, относились к кинозвездам, как к пришельцам с Марса, то дети, со своим неокрепшим разумом, разглядывая в «Пионерской правде» фотографии какой-нибудь Наташи Гусевой, совершенно обычной девочки, которой посчастливилось сыграть Алису Селезневу в «Гостье из будущего», наивно задавались вопросом: «А почему не я? И чем я хуже?» И вот уже пошли видения, как привозят тебя, звезду, на черной «Волге» на встречу с пионерами в «Артек», дарят цветы, просят автограф. Об этом мечтала половина страны, засыпая в подобных грезах. С надеждой, что вот-вот придет день, когда и ты станешь знаменит.
Тем, кто не жил в Советском Союзе, попытаюсь объяснить масштаб такой мечты. Сниматься в кино было приблизительно так же круто, как сейчас стать победителем «Голос. Дети», иметь в подписчиках на «Ютьюбе» миллионы и заключить договор с Голливудом. Причем одновременно. Хотя нет. Для миллионов детей, живущих в СССР, попасть в кино было еще сложнее. Это сейчас на прослушивание в «Голос» можно приехать хоть откуда и, при наличии таланта, пройдя все этапы, попасть на сцену. Для того, чтоб стать звездой Сети, вообще, кроме Интернета и фантазии, ничего не надо. Знай себе занимайся! Наберешь миллион подписчиков, и к тебе сами потянутся рекламодатели, продюсеры и прочие заинтересованные лица. А может, и Голливуд.
А в те времена узкий круг счастливчиков, которые имели возможность прорваться в кино, ограничивался главным образом зажравшимися москвичами. Либо родственниками членов съемочных групп, либо проживающими на небольшом удалении от всем известных киностудий имени Горького и «Мосфильма». Не секрет, что именно по близлежащим школам часто выискивались юные таланты. Еще был замечательный Дворец пионеров на Воробьевых горах, театральная студия которого также поставляла кадры на соседний «Мосфильм». По идее, в эту студию мог попасть каждый, кто выдержит безумный творческий конкурс. Но ведь пройти только конкурс недостаточно, надо еще постоянно ездить на занятия! Год, два… Пока не найдется подходящая роль или ролька в каком-нибудь фильме. В массовку попасть было несколько легче, но и для этого нужно было несколько раз в неделю посещать театральную студию, а значит, и проживать где-то поблизости. На престижном Ленинском или проспекте Вернадского. Из какого-нибудь Бибирево или Гольяново ездить на Воробьевы горы мог себе позволить только очень упертый и не обремененный другими интересами ребенок.
Я росла в маленьком подмосковном городке, и путь в кино мне был отрезан априори. Но случилось чудо. Произошло оно еще до переезда моей семьи в дом на кладбище. Когда мне было лет так тринадцать, а моему брату, соответственно, девять.
