Впрочем, эта проблема была ему знакома – в действующих на фронте частях нередко прибегали к стимуляторам, а некоторые из них даже входили в наборы медицинских комплектов.
На складе их встретил кладовщик-канзас. Он же заведовал и арсеналом.
– Первый раз? – спросил он, непонятно к кому обращаясь.
– Да, свеженький, – кивнул сержант Флай и как будто задумался, уставившись в одну точку. Но через пару мгновений пришел в себя и, получив ранец, набитый тензорами, взвесил его в руках, после чего вдруг вывалил все содержимое на стол.
– Ты чего? – удивился кладовщик.
– Там не все.
– Как это не все?!
– Не мешай, – отмахнулся сержант и начал заново укладывать тензоры в просторный ранец, шепотом проговаривая числа и при этом используя четверичную систему счета.
Брейн знал, что в армии она еще имела хождение, хотя теперь вроде ее уже отменили. Но вот сержант еще пользовался, кивая через каждое счетное звено.
Брейн вздохнул и огляделся. На складе было холодно – отапливалась только каморка кладовщика и частично арсенал. Видимо, чтобы не застывала оружейная смазка.
– Ну все? – с вызовом спросил кладовщик, когда сержант, пересчитав тензоры, застегнул ранец.
– Здесь все. Давай следующий.
Кладовщик покачал головой и, выдохнув пар в морозном воздухе, подал второй ранец, содержимое которого сержант также тщательно пересчитал.
Потом они с Брейном получили оружие – два короткоствольных полицейских автомата, больше подходящих для того, чтобы пресечь дезертирство напарника, но не для боя на открытой местности.
Ограждения со стороны основного фронта не было, натоптанная в снегу тропинка, извиваясь, пропадала где-то впереди так, словно размывалась картинка. Брейн пару раз встряхнул головой, чтобы сбросить странное ощущение, чем вызвал смех бывалого сержанта.
– Это все лава! – пояснил он. – Какой-то там информационно-оптический эффект. Некоторые говорят, что из-за этой фигни бойцы и бегут в дезертиры. Смотришь так на лаву, да и переклинивает человека, и он побежал от нее прочь. А куда прочь? Только к генералу Сальери.
– К генералу Сальери? – переспросил Брейн и невольно обернулся туда, где тыловую часть базы прикрывал полутораметровый заборчик, который называли полупроходным. Изнутри через него можно было перемахнуть с разбега. А вот с обратной стороны никак. Из его полостей раскладывались стержни с липучкой из мелких крючков, и стоило зацепиться хоть ниточкой на одежде, забор прихватывал нарушителя целиком.
– На самом деле он полковником был, когда сбежал, – пояснил сержант. Потом снял с плеча свой ранец и передал Брейну.
– Возьми понеси, а то мне как-то… хреново… Ты-то вон какой здоровый.
– Не вопрос, давай помогу, – согласился Брейн, принимая к своей ноше еще килограммов пятнадцать.
– Вот спасибо, – выдохнул сержант, чуть приостанавливаясь. Достав из кармана еще одну жвачку, забросил ее в рот.
Они пошли дальше и какое-то время молчали. Слышны были только хруст снега под толстыми подошвами ботинок да свист турбины генератора, обеспечивающего городок трехфазным электричеством и одной позитронной жилой.
– У него, у Сальери этого, бойцов хватает. У него там не одна сотня, – продолжил сержант.
– А откуда техника, оружие, продукты, наконец?
– С законсервированных позиций. Тут полно запасных рубежей, и не все мы контролируем – какие-то используют они, а там чего хочешь навалом.
– И никак их не прижать?
– А как прижмешь? Авиация тут ущербная – тебе, наверное, говорили.
– Артиллерия?
– У нее другие задачи, и потом… Сальери выслеживать нужно – не станешь же лупить по квадратам, там повсюду и наши склады, они могут понадобиться.
– А когда они могут понадобиться? – сразу спросил Брейн.
– Когда драпать начнем, тогда и понадобятся. Но только тем, кто успеет драпануть.
– Тебе уже приходилось драпать?
– Приходилось.
– А как вы узнаете, что пора бежать? По приборам?
– Когда по приборам, а когда по факту. Лава не всегда сразу далеко прыгает. Бывает, накроет полказармы, и уцелевшие с воплями разбегаются. Тогда уж и остальные бегут прочь.
– Так… она не ровным фронтом прыгает, эта лава? – уточнил Брейн и поправил сползающий ремень одного из ранцев.
– Нет, она выбрасывает эдакие языки, а потом на них подтягивается.
69
Несмотря на ясное утро, от таких рассказов и близости этой самой лавы Брейн чувствовал легкий нервный озноб. А между тем они с сержантом продолжали двигаться по направлению к фронту.
– Завтрак у нас когда? – спросил он, чтобы отвлечься.
– А как вернемся, так сразу и в столовку. Мы на патрульном обходе, а это дело по времени нелимитированное, поэтому взвод позавтракает без нас, а мы потом – сами по себе.
Еще через минуту они пришли – Брейн понял это по цепочке торчащих из снега тензоров.
– Открывай ранец, – сказал сержант и, подойдя к ближайшему тензору, сбил его ногой.
Брейн достал новый и протянул сержанту – тот взял его и ткнул ножкой в снег, отчего сработал небольшой пиропатрон, загнав жало в мерзлый грунт.
– Годится, один готов. Подавай следующий.
Как оказалось, в смене тензоров не было ничего сложного – старый пни ногой, новый сунь в снег.
Стараясь не смотреть в сторону лавы, Брейн подавал тензор за тензором, а сержант, с некоторой долей заторможенности, делал свое дело, не досаждая разговорами. Действовал как автомат.
– Один в один, – сказал сержант, когда с заменой последнего старого тензора загнал в грунт ножку последнего нового.
– Все сошлось? – догадался Брейн.
– Да. Люблю смену Людовика. У него всегда все сходится. А другие обязательно что-то напортачат. Один раз, прикинь, целый ранец обратно тащить пришлось!
– В смысле? – не понял Брейн.
– Ну лишнего притащили.
– Но как вы поняли, что лишнее?
– А, ты же новенький! – воскликнул сержант, и его вдруг немного перекосило, но затем жвачка восстановила равновесие.
– Вон по краю приемника датчика видна индикация. Если синяя – все в порядке, если красная – пора менять. Ладно, открывай второй ранец.
Дело двигалось быстро, и за полчаса они управились. Брейн подумал, что и сам в следующий раз сможет вот так «подсаживать» тензоры – ничего сложного. Главная трудность была в том, чтобы сдерживаться и не смотреть в сторону лавы, до которой было всего метров тридцать. А взглянуть на нее очень хотелось.
Брейн давно не испытывал такого острого любопытства, даже шею сводило. Это заметил и сержант.
