Галя: А помнишь, Вовка, как мама была в каком-то жюри, надо было перечитать огромное количество сценариев, и мы с тобой ей помогали. Мне было лет 15, тебе лет 17. Мы еще жили на Красносельской.
Володя: Мы читали и писали для нее синопсисы.
Галя: Это было настоящее доверие. Мама нам доверяла. Мне попался сценарий, который мне страшно понравился. По нему потом сняли фильм «В моей смерти прошу винить Клаву К.».
Володя: А позже мама привела меня на студию, и я стал время от времени консультировать по вопросам военной униформы.
Галя: А я не пошла в институт, рано вышла замуж. Хотя был момент, когда мамина антагонистка Кира Парамонова звала меня к себе на курс – я ведь очень хорошо писала когда-то. Потом ушло это умение. Если не тренируешь мускул, он атрофируется. Я не пошла в институт, в тот момент у меня была одна цель: я влюбилась, я хотела замуж за Сережу, и – Вова помнит – меня ничто не могло остановить. У меня была одна цель в жизни: я люблю этого человека, я хочу с ним строить семью, и разбегись все во все стороны. А так как папа бы против, мама была против, даже ты, Вовка, был против… Папа посчитал – не понимаю, почему уж он так нос задирал, – что Сережа из низкой социальной среды. А мама посчитала, что он слишком рано появился в моей жизни, что он нахал, который еще должен заслужить. Мы познакомились с Сережей, когда мне только стукнуло семнадцать. А Вова по другой причине – потому что была Громова, которая была обижена на Сережу. А Вова был в нее влюблен. Все были против, и я пошла против всех. У меня в этот момент в глазах было только одно: люблю этого человека, хочу за него замуж, и пошли все на фиг, и ваши институты, и вообще всё. И я ушла в эту жизнь. Мне мама помогла с жильём, мы получили квартиру в Камергерском, и дальше я была – согласись, Вов, – очень независима от всех.
Володя: Да, да.
Галя: А потом у меня довольно быстро появилось двое детей. Второго ребенка я родила в двадцать три года. Я очень рано стала мамой. И дальше уже было ни до чего. Бывали, конечно, моменты, когда я думала, эх, что ж я… Но потом я поняла – нет. Нет. То, что мне нужно было работать, – я и сейчас работаю прекрасно, из меня неплохой специалист вышел, да, Вовка?
Володя: Отличный.
Галя: Я занимаюсь компьютерной версткой и полиграфией. Уже двадцать пять лет. Сейчас в моей власти два журнала. Флагман этого дела у нас Вова, конечно. Он верстал еще в «Вентуре»!
Володя: Да, в девяностом году.
Галя: И если я чего-то не знаю, могу обратиться к Вовке – вот он великий специалист.
Вы не понимаете нашей жизни в детстве, ребята. Это было так: мама на работе, мама на работе, мама дома, но говорит по телефону. Часами. Но при этом она ухитрялась за ночь сделать всё, чего не делала днем. Сценарий написать, что-то отредактировать, все наши штаны постирать и погладить. В квартире было чисто, мы всегда накормлены.
Володя: Мама очень вкусно готовила. Очень вкусно. И отлично управлялась со всеми домашними обстоятельствами.
Галя: Никогда нас зазря не ругала. Мы могли приводить друзей домой, а когда стали более взрослыми, мама даже поощряла, чтобы друзья приходили. У нас собирались компании. Мы были заняты сами собой или друг другом, нами не надо было заниматься.
Володя: Но по выходным она занималась в основном нами.
Галя: Хотя при этом была всегда довольно сдержанна. Нельзя сказать, что она любила нас пообнимать, поцеловать. В ней много было сдержанности и такой внутренней самоограниченности. Она была как будто всегда немножко зажатая. Думаю, это от каких-то комплексов бесконечных.
Саша: Мне всегда казалось, она боится показать какую-то свою слабую сторону. Боится, что как только она ее покажет, на неё тут же надавят, на эту сторону. Могут что-то воспринять как слабость. Даже внуки. А слабости быть не должно. Она во всем должна быть сильной. Даже в любви.
Володя: Да, точно. Это так, да.
Галя: Я согласна. Ты правильно подметила.
Саша: Но не было ощущения холода или недостатка любви, тепла. Не было ощущения «ну как же, ты меня не целуешь, не обнимаешь» – как будто надобности не возникало даже у нас. Всего было достаточно.
Галя: Под самый конец у неё стала возникать потребность, она стала тянуться…
Володя: Да, да.
Галя: Для неё стало важно взять за руку… телесный контакт…
Саша: Мимо проходишь, она вдруг за руку хватает и вот так вот прижимает.
Галя: Но это уже под конец, под самый. Она вдруг стала приоткрывать эту свою раковину, в которой просидела, в общем, всю жизнь. Откуда раковина, почему? Я думаю, потому, что она всегда была на вторых ролях. Поздний ребенок у матери, ребенок в неполной семье, у отца всегда были другие приоритеты. А она к нему с большим пиететом относилась. Ей очень хотелось доказать всем вокруг, что она не хуже других. Я думаю, так.
Саша: Она вообще жила по мужской модели поведения.
Галя: Тоже верно.
Володя: Да-да, правильно, верно.
Саша: Так как она хотела играть определенную роль в обществе, она вела абсолютно мужскую жизнь.
Алиса: Тогда по-другому нельзя было.
Саша: И она вела себя как мужчина и в этом плане тоже: ограниченность некоторая в эмоциональном проявлении – это абсолютно мужская модель поведения. Мне кажется, если бы она не избрала для себя именно такую манеру, она бы не добилась того, чего добилась. Потому что она жила во времена, когда, извините, только мужчины добивались ведущих ролей.
Алиса: Во всяком случае, для женщины это было гораздо сложнее. Очень многое происходило в курилках.
Саша: Смотри «Москва слезам не верит». И она избрала для себя эту жесткость мужскую – и дальше всё, из этого вылезти было страшно. Смотришь на ее молодые фотографии: боже, какая же красивая – но тоже всё строго, всё из камня.
Галя: Она была очень красивая, но при этом всегда держала дистанцию. Во всём.
Алиса: Да.
Саша: И если бы она хотя бы на секунду отпустила эти вожжи, даже в семье, натяжение бы ушло. Ей всё время приходилось держать себя в этом тонусе.
Алиса: По-другому она уже не могла.
Саша: Мне кажется, если бы она остановилась в этом беге, она потом бы так не разогналась. В ней бы начало преобладать вот это женское, и она бы просто увязла. Это как бежать по поверхности воды. Нельзя остановиться: сразу утонешь. Утонешь, и захочется в этом омуте остаться: там тихо, там тепло, там всё хорошо. А надо бежать. Чтобы озеро, не дай бог, тебя не поглотило. Мне кажется, она до самого конца так и неслась, боясь потерять самоконтроль.
Галя: Одно из тяжелых воспоминаний, я думаю, Вова меня поддержит, это при нем случилось, когда мама уже совсем сдавала, и вдруг произошла неприятность у неё дома, она споткнулась и упала, при нас, мы с Вовкой немедленно пришли на помощь, – но, боже мой, как она плакала. Оттого, что в ней проявилось что-то человеческое. Она рыдала оттого, что показала слабость свою. Ты помнишь?
