Хотелось рычать от досады. Старый Етон пытался сделать его своей игрушкой, послушным орудием – и это злило строптивого лесного найденыша. Такую же послушную игрушку для себя он видел в Величане – но она оказалась не менее строптива, и этого он не хотел ей простить.
Величана и Лют остались на месте. Она не могла поднять глаза и держала края покрывала у лица, прячась от всего света. Само солнце палило ее жарким стыдом с высоты. Лют молчал в растерянности. Его сильно задело это «мы – истинная русь» из уст противника, но грозящий Величане позор мешал продолжать распрю с поддельным Етоном.
Если бы можно было убить того взглядом, Лют бы сделал это без раздумий.
– Если он отвяжется… – Величана бегло взглянула на него и снова отвела глаза, – ты меня не выдашь?
– Это что получается… Это не Етон, и на свадьбе…
– О, молчи! – Величана умоляюще протянула к нему руку. – Чем я виновата? Что я могла сделать? Я даже противиться не могла, когда сам Етон мне сказал, что вернется молодым! И все его бояре… они привели его ко мне… они видели, как он обернулся… собой молодым!
– Но как?
– Откуда мне знать! Вон там Гребина – спроси его, как все было. Все сказали: это муж твой! И он сказал! Я сама была как зачарованная…
– И с Етоном ты не… ну, с настоящим…
– Он же был совсем старый! – простонала Величана.
Лют молчал, не решаясь больше расспрашивать. Можно ли считать законным брак, если вместо жениха к невесте входит… какой-то шиш из леса!
Но если брак не законный, то Величана – не княгиня плеснецкая. Кто же она тогда?
– Ты давно поняла… что это не он?
– Перед тем как мой отец приехал. Я думала… все думала… вспоминала… Он совсем другой.
– Истовое твое слово… я теперь и сам вижу.
– Я боялась сказать Святославу… ведь это правда – мне самой позор… и теперь… ты все знаешь, – собравшись с духом, закончила Величана.
Лют помолчал. Знать он теперь знал. Что с этим делать, кто подсказал бы.
– Ты не выдашь? – Величана с мольбой взглянула на него. – Пожалей меня, на кого мне еще понадеяться? Даже отец меня норовит обратно этому немытику отдать, иначе Будайка бы не приехал с ним. Что со мной будет?
– Поедем. – Лют в задумчивости качнул плетью в сторону опушки. – Послушаем, что этот соловей там Олегу поет. Совсем дурной – с Сигурдом себя равняет…
* * *
В тот же день добраться до Горины, как намеревались, не получилось: переговоры вышли долгие. После беседы с Величаной молодой Етон больше не настаивал на возвращении бывшей жены. Поглядев в ее зеленые – как у вилы! – глаза при дневном свете, он понял: глупая молодуха себя не пожалеет, но и его погубит. Ни к чему было после всех трудов терять завоеванное, и Рысь отступил.
Нарушить волю старшего над собой Олег Предславич отказывался решительно, но, помня заповедь о блаженстве миротворцев, был вовсе не прочь помочь соперникам примириться. Затянись война на Волыни – его Деревская земля оказалась бы между враждующими полками, как между молотом и наковальней.
– Я готов признать власть Святослава над собой, раз уж он одолел меня на поединке и все было по закону, – говорил ему молодой Етон, сидя на кошме под березами. Пива здесь было негде взять, но усталые, измученные жарой люди были рады и холодной воде из ключа. – Не водилось прежде на свете, чтобы волынская русь киевской дань платила. Но боги новой жизни задаром не дают – Один позволил мне вернуться в белый свет, а за это чем-то поступиться придется. Я согласен давать Святославу дань. Но по справедливости, коли уж он забрал у меня мою жену, то должен дать мне новую. Посватай мне невесту от Святослава. Тогда будет мир между нами крепок и всем нам боги счастья дадут.
– Я желаю мира в душе и всякой вражды уничтожения, но могу лишь поддержать твое сватовство, а решать будут Святослав и Ольга, – отвечал ему Олег Предславич. – Ты вернешься отсюда в Плеснеск, к Святославу, и пусть твои бояре попросят для тебя невесту. Но мой тебе совет: лучше тебе с этим не спешить. Пусть все поуспокоится. Хотя бы до зимы, когда придет пора идти по дань.
Стоило подождать, пока гнев и досада Святослава улягутся. Пока он получит весть, дай бог, о благополучном рождении еще одного сына. А утвердив свою власть и будущее рода, он станет более склонен миловать и награждать.
– Ты ведь едешь в Киев, к матери Святославовой, – напомнил Етон. – А все ведают – она еще с Ингоревых времен на киевском столе мужу и сыну равна и, когда их нет, Русью самолично правит. Коли мать Святославу укажет, ее он послушается. Склони ее к миру.
– Жены любят девок сватать, им только дай на свадьбе поплясать, – хмыкнул Храрь. – Что простые, что княжеские.
– Ольга ведь ныне тоже Христов закон чтит, мы слыхали, – добавил Безрад.
Олег Предславич лишь наклонил голову. Крещение Эльги в Царьграде повредило согласию между матерью и сыном, и в деле с Улебом и Горяной Святослав не послушал советов Эльги. Если ей не удалось склонить сына к милосердию даже к ближайшей родне, чего же хотеть бужанам?
– Я передам ей твою просьбу. – Это Олег мог пообещать. – Но могу уверить лишь в том, что я сам всем сердцем желаю мира между Киевом и Плеснеском.
На этом простились, и каждый отряд направился в свою сторону. Однако охранение спереди и сзади Олег усилил, всем отрокам было велено держать при себе все вооружение и даже щиты, чтобы всякий миг быть готовыми принять бой. Лют, держа на седле щит, доспех и все свое оружие, не отдалялся от Величаны более двух шагов. В глубине сердца она этому радовалась, хотя он с ней не разговаривал и даже почти не смотрел на нее, занятый осмотром дороги и окрестностей.
Однако ночь прошла спокойно, и назавтра перед полуднем дружина благополучно переправилась через Горину. Бужанский стан миновали беспрепятственно. Их приветствовал Торгрим, оставленный в воеводах Семирадом. Он знал уже обо всем, что случилось, включая встречу с Етоном по пути. Надо думать, Етон или Безрад послали ему верхового гонца.
На том берегу их встречали киевские гриди и воевода Асмунд.
– Что, дядька! – с середины реки крикнул ему Лют. – Не скучали тут без нас?
Величана оглянулась на него: Лют широко улыбался, и лицо его сияло, будто солнце. От такой красоты у нее щемило в груди. Вот такой он казался ей настоящим, а не тот мрачный и неразговорчивый, что ехал возле нее все эти дни.
– Из Киева были гонцы? Как там наша княгиня молодая?
– Нет вестей пока. А ты никак жену себе раздобыл? – Асмунд в удивлении воззрился на Величану.
– Ты скажешь! Это Етонова княгиня. Велено ее к Эльге доставить.
– Етонова? – Асмунд принял повод ее коня у отрока, который по грудь в воде вел ее через брод, и, не скрывая любопытства, оглядел молодуху.
– Я же зимой рассказывал! – напомнил Лют. – Старый пень себе деву нашел в жены, а она ему в правнучки годится!
