Когда Джойс овдовела, Джилли стала приезжать к матери из Портленда на уик-энд, а теперь и вовсе здесь поселилась. Хотя у нее было неплохое место в муниципалитете Портленда, от которого ей, видимо, пришлось отказаться. А может, она просто взяла длительный отпуск? Но спросить Джилли об этом было почти невозможно. Джилли казалась куда более открытой и простой, чем ее мать, но и она тоже никогда не раскрывалась до конца. Когда Кэй предложила ей просто пойти и прогуляться по пляжу, потому что денек выдался чудесный, Джилли сказала, что лучше поспит, ушла к себе и больше не показывалась; шторы на окнах в ее комнате были спущены. В общем, все три женщины сидели в доме со спущенными шторами, а снаружи апрельское солнце щедро изливало свои лучи на землю и на море, и ветерок дул теплый, как летом.
— А где Джилли?
— Легла вздремнуть, — ответила шепотом Кэй, понимая, что Джойс на самом деле лишь наполовину проснулась.
— Она никогда не приходит!
— Ну-ну-ну, — укоризненно и ласково пропела Кэй, и Джойс снова соскользнула в сон. Неужели она действительно еще способна «любить» свою дочь? Кэй смотрела на ее костлявую опухшую руку, лежавшую поверх одеяла. Можно ли продолжать любить людей, когда умираешь?
ЗАЧЕМ ЖЕ ТЫ РОДИЛА МЕНЯ, ЕСЛИ ЭТО ВСЕ РАВНО ДОЛЖНО БЫЛО СЛУЧИТЬСЯ?
Но ведь ей тогда было всего четырнадцать…
Джилли, тяжело ступая, прошла через холл в ванную, потом подошла к спальне матери и остановилась в дверях — разрумянившаяся со сна, большая, розово-золотистая женщина. Добрая и нежная.
— Как вы обе насчет чайку? — громко спросила она.
Джойс не ответила. Возможно, ее засыпания и просыпания происходили теперь независимо от любых внешних воздействий; теперь ею полностью командовало ее тело. "Шелковый лоскуток, две-три косточки да волос клочок", — так отец Кэй любил поддразнивать ее мать, когда та покупала новое платье или делала завивку. А, в общем-то, все они таковы — горсть песка, которую уносят волны морские; мягкие, уязвимые, нежные тела… во всяком случае, ничего особенного, чтобы слагать о них песни. Но каждая старается выглядеть красивой, завивает и красит волосы…
Джилли принесла из кухни огромный поднос. Джойс приподнялась и села в постели. Они вместе выпили чаю.
— Ну, спасибо за чай! А теперь я, пожалуй, пойду домой да вымою наконец окна! — сказала Кэй. — Достаточно долго я с этим тянула.
— Как солнце выглянет, так сразу становится видно, какие они грязные, — поддержала ее Джойс.
— Просто ужас! И я, к сожалению, не могу вымыть большую часть окон снаружи, пока Джек не принесет назад нашу стремянку. Ладно, хоть изнутри вымою.
Надо окончательно прибрать в комнате Сары. На Пасху к нам племянница Джека приезжает. На целую неделю.
Разве я вам не говорила? Карен Джонс. Она в медицинском колледже учится.
— Для мытья окон газеты лучше, чем бумажные полотенца. Может, в газетах что-то такое есть особенное — типографская краска, например? — Джойс шевельнулась в постели и, тяжело дыша, глянула на Кэй — лишь один быстрый взгляд, но сколько же в нем было ненависти! Не смей приходить сюда со своей мертвой дочерью!
— Так что я, пожалуй, пойду. — Кэй сделала вид, что ничего не заметила. — Может быть, я что-нибудь могу для вас сделать? Знаете, если вам что-нибудь будет нужно в Астории, то Джек ездит гуда два-три раза в неделю.
— Ой, спасибо, но у нас, кажется, все есть, — сказала Джилли.
Она проводила Кэй; они прошли через гостиную и минутку постояли у двери — Кэй, уже выйдя на веранду, а Джилли, застыв в дверном проеме. Этот весенний предвечерний свет, эти сладостные летучие ароматы растрогали обеих. Кэй на мгновение положила руку Джилли на плечо. Она видела, что ногти у Джилли обведены темными ободками, словно она возилась с глиной. Кэй лишь коснулась ее, но не обняла, ибо Джилли явно этого не ждала и не хотела, а потому обнять ее было бы трудно даже матери, которая жаждала обнимать свою дочь.
— Это очень трудно, Джилли, — тихо сказала Кэй.
— Да, это трудная работа, — кивнула Джилли и улыбнулась, уже повернувшись, чтобы снова войти внутрь.
Билл Уэйслер
На пляж он ходил нечасто. Пляж казался ему слишком просторным, слишком широким и плоским, да и волны эти его раздражали. Ну почему они вечно набегают на берег — даже против ветра? Вроде бы они должны обрушиваться на прибрежные скалы и песок только во время прилива, а с отливом отступить вновь, но даже при восточном ветре, даже при отливе эти гигантские волны все равно с шумом набегают на берег и разлетаются фонтаном брызг. Грохот разбивающихся о берег океанских валов служил постоянным фоном для всех прочих звуков в его жизни, и сам этот грохот он воспринимал спокойно, но вид волн, ведущих себя столь противоестественно, его раздражал. Да и бескрайний морской простор порой бывал ему неприятен, вызывая неясную тревогу. Нет, страха он не испытывал; океан не вызывал у него того ужасного ощущения, которого он смертельно боялся и даже мысленно с трудом мог Произнести, словно кончиками двух пальцев коснуться тех двух слов, которыми этот свой страх обозначил: "полная отключка". На океанском берегу у него возникало порой всего лишь неприятное чувство одиночества, ощущение того, что он стал невесомой песчинкой и абсолютно бессилен перед великим могуществом ветра.
Когда-то в детстве он даже наслаждался этим ощущением собственной малости и полной свободы, но это было очень давно. К тому же в те дни на пляже порой целыми днями не было ни души. А теперь там всегда торчит кто-нибудь из «отдыхающих». Город полон «отдыхающих» даже среди недели, в рабочие дни. И единственный способ держаться от них подальше — это сидеть дома и работать.
Он, видно, насыпал в ведро слишком много песку.
Казалось, всего несколько лопат кинул, а попытался ведро поднять, и сразу стало ясно, что металлическая ручка тут же выскочит из пластиковых креплений. Он наклонил вылинявшее оранжевое ведро, и песок шуршащей струйкой посыпался обратно, снова соединяясь с песком. Когда ведро наполовину опустело, он осторожно поднял его и потащил через дюны к Морской дороге. Там он поставил ведро на пол своего пикапа, забрался в кабину и привычным жестом сунул руку в правый передний карман джинсов за ключами. Карман был пуст.
Он поискал ключи в кабине, потом медленно вернулся на берег через дюны по своим следам — собственно, других следов там и не было, — наклоняясь и раздвигая редкую траву. Около последней дюны со стороны океана виднелась небольшая ямка — здесь он набирал в ведро чистый песок, а потом высыпал половину обратно.
Он опустился на колени и принялся разгребать песок, рассеянно пересыпая его сквозь пальцы. Ключ должен быть здесь. Или в пикапе. Верно ведь?
Он вернулся к пикапу и внимательно осмотрел сиденье, пол и землю возле передних колес и бампера. Ему пришлось втолковывать самому себе, что ключ у него действительно БЫЛ. Потому что он приехал сюда на пикапе. Чтобы набрать песка. И он всегда клал ключ в правый передний карман джинсов. Он снова сунул руку в пустой карман. Нет, дыры там не было. Он пошарил и во всех остальных карманах. Ну, нет ключа, и все тут!
