– Тереза имеет полное право решать, кого ей принимать в своем доме, а кого нет.
Синьора Фьоренчелли всплеснула руками.
– Вот как ты заговорил! А ведь Фран тебе почти как сестра родная.
Поскольку Анри сидел с непробиваемым лицом, Лорена поджала губы.
– С вами двоими мне не справиться, а вы, как я погляжу, сговорились. Но если бы Тереза хотя бы на минуту поставила себя на ее место, она бы заговорила по-другому.
Терпеть не могу, когда обо мне говорят в третьем лице. Терпеть не могу, когда мне ставят в упрек бесчувственность. Терпеть не могу таких, как Франческа и леди Энн. Терпеть не могу, когда на моего мужа смотрят так, словно он во всех грехах виноват! Но так уж повелось в нашем мире: несчастных принято жалеть, весь спрос всегда со счастливых.
– Я была на ее месте, – сложила салфетку вдвое, потом вчетверо, потом вшестеро. И еще. И еще, пока она не превратилась в моих руках в крошечный тугой комок. – Когда мы с Анри только познакомились, я была влюблена в другого мужчину. Немногим более пяти лет. А потом узнала, что он женат.
Ну ладно, у лорда Фрая не было жены, но я этого знать не могла. Точно так же, как не могла сейчас остановиться: меня прорвало.
– Тем не менее я не побежала знакомиться с его женой, не стала его преследовать и жаловаться всем подряд.
Если после выпада Анри стало тихо, то как же стало сейчас? Софи замерла с зажатым между пальцами кексом: хотя я просила ее пользоваться приборами всегда, она умудрялась нахвататься послаблений и начинала вести себя как ребенок, не знающий слова «манеры». Лорена сверкала глазами, Энцо что-то рассматривал на дне своей чашки, и только Анри мягко накрыл ладонью мою руку. Салфетка выскользнула из пальцев и принялась раскрываться, как цветок. Тихонько скрипнуло кресло, когда синьор Фьоренчелли мягко подался назад. Его жена шмякнула сливочницу о поднос, а затем принялась так яростно помешивать кофе, что звон ложки напоминал бой маленьких часов.
Мне же стало дико стыдно. Да что со мной происходит на самом деле? Раньше я скорее язык под корень отгрызла бы, чем сказала такое, а теперь вот… Стыдно было настолько, что хотелось провалиться куда-нибудь под пол или даже поглубже. Останавливало только то, что тут вода повсюду. Вскочить и убежать из-за стола помешала матушкина муштра. Я продолжала сидеть с расправленными плечами и ковырять ложечкой кекс, с каждой минутой все больше и больше отдаляясь от этой комнаты.
Неожиданно Анри вздернул меня со стула и усадил к себе на колени.
– Пусти, – зашипела я ему на ухо, стушевавшись еще больше. – Ты что творишь?
– Я люблю тебя, – сказал так громко, что вздрогнули все.
Прежде чем успела возразить, муж спеленал меня объятиями, не позволяя вырваться.
Энцо хмыкнул в усы и вернул пустую чашку на стол. Подхватил взвившуюся вихрем жену и повторил трюк Анри, из-за чего кресло жалобно скрипнуло и рывком качнулось назад. Лорена взвизгнула и вцепилась ему в плечи.
– Сумасшедший!
– А я люблю тебя, – заявил от души. – Воробушек мой боевой.
– Воробушек?! Ах ты голубь драный!
Дочь залилась смехом. Лорена пару минут отбивалась от мужа, пытающегося сгрести ее и подтянуть к себе ближе, полотенцем. Но потом сдалась, широко улыбнулась и положила голову ему на грудь. Глаза Софи радостно сверкнули, она подскочила из-за стола и бросилась к нам.
– А я? А меня? Меня кто-нибудь любит?
– Я люблю, – со смехом втянула дочь себе на колени.
– И я, – Анри наигранно-тяжело крякнул, из-за чего рассмеялись уже все.
– И я, – хором откликнулись Лорена и Энцо.
Посмотрели друг на друга и обменялись понятными только им нежными улыбками.
– А не пойти ли нам прогуляться? – предложил синьор Фьоренчелли. – Погода вон какая стоит.
За последний год я сменила столько домов, что к этому никак не получалось привыкнуть. Или просто не хотелось – знать, какие половицы откликаются в спальне скрипом, как шумит ветер в дымоходе или как шуршат занавеси, когда приоткрываешь окно. Поэтому я с размаху и наступила на самую скрипучую часть пола в спальне, старательно прикрытую ковром, но от этого не менее коварную. И Анри сразу открыл глаза. Теперь уже неизменно золотые, как его опасная сила.
– Тереза, что случилось?
– Мне просто захотелось пить.
Ну ладно, мне безумно захотелось пить, поэтому я спустилась, взяла самый большой графин, который только нашла. Жадно выпила – столько, сколько смогла – словно жидкий лед глотала. С чего бы воде быть такой холоднющей? Добавила до краев и притащила наверх, потому что жажда не становилась тише, только усиливалась.
– Ты могла бы попросить меня.
– Ты спал. Что я, за водой дойти не смогу?
Он только головой покачал, поднимаясь и принимая из моих рук графин. А потом нахмурился и дотронулся до моего лба.
– У тебя жар.
– Правда?
Удивление вышло вполне искренним, потому что я не чувствовала себя плохо. Даже потянулась пальцами ко лбу, но пальцы тоже были горячими, и ничего из этой затеи не вышло.
– Серьезный.
Светильник разгорелся быстро, и Анри помрачнел еще больше.
– А ну-ка, давай в постель. Живо.
На всякий случай заглянула в зеркало: оттуда на меня посмотрела красненькая я. С сумасшедшими глазами, раскрывшимся во всю радужку зрачком и пересохшими губами, очерченными яркой каймой. Пожала плечами, но все-таки легла. И впрямь странно: когда у меня случался сильный жар, я едва могла подняться. Мутило и болела голова, сейчас же я чувствовала себя легкой как перышко, разве что немного пьяной.
– У тебя что-нибудь болит?
– Ничего, – хмыкнула я. – Только голова кружится. Капельку.
– Нужно пригласить целителя, – Анри принялся одеваться.
При этом муж выглядел таким встревоженным и серьезным, что я невольно улыбнулась.
– Это всего лишь жар. Должно быть, не стоило снимать накидку.
Обманчивое маэлонское солнце сегодня припекало так сильно, что я и впрямь сначала расстегнула все пуговицы, а потом вручила плащ Анри. И шляпку тоже – такое тепло, как здесь, мне было в новинку. Шутка ли, посреди зимы гулять в одном платье и наслаждаться по-весеннему легким ветерком. Синьор Фьоренчелли рассказывал, что через недельку-другую, после череды солнца и дождей наступят короткие заморозки, а спустя месяц деревья переоденутся и порадуют нас цветением.
– Всего лишь? Да ты вся горишь.
– Ох, граф, не занудствуйте. Лучше идите сюда.
Муж сложил руки на груди, а я показала ему язык.
– Обещаю, что если простыни начнут дымиться, мы позовем целителя.
– Тереза, это не смешно.
