– Мамочка!
Далекий голос Софи выдернул меня из зыбких щупалец тьмы.
Я потянулась к ней, но меня швырнуло обратно, в холодные волны, сомкнувшиеся над головой. Вокруг было море: темное-темное, под низкими серыми тучами, вдавливающими меня под воду все глубже и глубже.
– Мамочка! – Крик. Совсем рядом. – Мама! Пожалуйста! Мне страшно!
Я выдернула себя на поверхность каким-то невероятным усилием воли. Выдернула ли? Перед глазами только серая хмарь и тлен. Никаких красок.
– Мама… – тоненький всхлип.
Я не сразу поняла, что вижу то, что меня окружает. Не во сне. Не в забытье. На самом деле. Комната напоминала подземный склеп, который забросили много лет назад. Потолок и стены, в клочья изодранные тленом. Под полоской лунного света, обнажавшего уродство особенно остро, ожоги тьмы выглядели еще страшнее – рваные иссохшие края, знакомая серая пыль. Не осталось ни ковра, ни настила, совсем рядом ощерились остатками дерева истлевшие доски. Справа от меня – дыра в полу.
Почему…
Почему я решила, что здесь должен быть ковер?
Медленно повернулась на бок, где-то рядом всхлипнула Софи.
Только тут до меня дошло, что мы все еще в доме. В нашем в доме в Лации – уголок уцелевших обоев в коридоре, темно-зеленых, с простым узором. Что сейчас ночь. Что Анри по-прежнему нет рядом. И что Франческа меня усыпила.
Последняя мысль заставила резко подскочить, за что я чуть было жестоко не поплатилась. Желудок подкатил к горлу, тьма устремилась в ладони. Хруст, треск, вскрик Софи – и вместо твердости пола рука ощутила пустоту, проваливаясь вниз. Отпрянула назад, насколько позволяло дрожащее все, запечатывая тьму внутри. Но она не поддавалась – билась о хрупкую преграду тела, снова и снова.
«Тихо, маленький, тихо… – прошептала мысленно. – Пожалуйста…»
Смотреть на дело рук своих… точнее, на последствия всплеска нашей с малышом магии было страшно. Меня мутило – то ли от того, чем меня отравила Франческа, то ли от мощи магии смерти, готовой вот-вот снова обрушиться на мир через меня. Взгляд Софи – затравленный, дикий, подействовал как пощечина. Дочь сидела в коридоре, подтянув колени к груди, рядом стояла клетка с Лилит. В коридоре, который тоже зацепило тленом. И разделяла нас целая пропасть, в прямом смысле: пола впереди не было. От меня и до порога тоже протянулась пустота, под которой просматривался почти нетронутый первый этаж.
На который еще нужно попасть.
С двух сторон от меня иссохшие островки пола. Надежные ли?
– Все будет хорошо, – прошептала, приподнимаясь на этот раз более осторожно. – Софи, мне понадобится твоя помощь.
Софи всхлипнула.
– Родная?
Дочь быстро-быстро кивнула, и у меня отлегло от сердца.
Мне повезло, что она жива. Что с ней все хорошо. Что она не сбежала в ночь от этого ужаса.
– Мне нужно, чтобы ты сказала, какие доски выглядят крепче.
– Справа, – тихо шепнула она.
– Хорошо. Спускайся вниз, пожалуйста.
Мне нужно собраться, потому что у меня есть всего одна возможность. Подняться, рывком броситься вперед и оказаться в коридоре. Там, где пол не рассыплется под первым же шагом. Поэтому для начала нужно немного прийти в себя.
– Нет, – Софи замотала головой.
– Софи. Здесь небезопасно.
– Нет… Франческа пришла… – быстро-быстро заговорила она. – Я заснула, а когда проснулась, в доме уже были они…
– Кто – они?
– Двое мужчин. Один утащил меня вниз, они говорили, что ждут переход, а потом…
– Переход?
– Да, он так сказал. Тот, который остался с тобой … Потом наверху закричали – страшно, и второй побежал к лестнице… Я побежала на кухню… А потом, когда все стихло… я тоже поднялась, и…
Из-за усыпляющего зелья разум все еще был тяжелым и вязким, как пчела в меду. Переход? Что это значит? Почему я осталась в доме, если меня хотели увезти? И почему я до сих пор жива, если от меня хотели избавиться? Двое мужчин. Они оба не пережили выброс магии смерти. Не пережили, потому что не знали про ребенка, а меня накачали снотворным так, что я не успела ничего почувствовать. Не успела ничего сделать, и от них ничего не осталось. От осознания этого замутило еще сильнее.
Все силы уходили на удержание тьмы и на мысли о том, как мне быстро подняться и прыгнуть. Потому что если вдруг я сделаю это недостаточно быстро, или закружится голова… Нет, не закружится. Оперлась ладонями об островок, на котором лежала, стремительно подбросила себя вверх и вперед. На этот раз Софи не кричала, я видела только, как расширились ее глаза. Пол в спальне с жалобным шорохом рассыпался из-под ног, но я уже была в коридоре. Стояла, привалившись к стене, чувствуя под ладонями вздрагивающую спину дочери, а под ногами твердую поверхность, слушая грохочущее сердце.
Все.
Теперь все точно будет хорошо.
Нужно только как можно быстрее выбраться из этого дома и найти Анри. Браслет на руке по-прежнему был ледяным, а единственная, кто могла прояснить ситуацию, сбежала, оставив меня и Софи в руках непонятно кого.
– Софи, Франческа что-нибудь говорила?
– Говорила, что хочет помириться. Что скучала…
– Только это?
– Да. Но я сказала, что нам лучше не видеться, а потом… Потом она попросила что-нибудь на память о нашей дружбе, и я хотела отдать ей ленту. Мы пошли в спальню, и больше я ничего не помню. Только то, что тебе уже рассказала.
Софи выглядела напуганной, растерянной, виноватой, и я крепче прижала ее к себе.
– Родная моя, этого более чем достаточно.
Решительно увлекла дочь за собой к лестнице, стараясь держаться ближе к стене. Лилит беспрестанно пищала.
– Но почему?.. – с губ девочки сорвался всхлип. – Почему Франческа так поступила? Она ведь не злая… карты говорили, что…
Это мне еще предстоит выяснить.
Сейчас, когда сознание понемногу обретало реальные контуры и больше не напоминало дергающуюся в паутине муху, тревога за Анри сдавила сердце. Браслет по-прежнему был ледяным. И золотым – значит, вреда ему не причинили. Значит, все еще поправимо. Не знаю, что было сложнее запечатать: тьму или страх. Не знаю, что из них было более разрушительным. Не уверена, что магия смерти.
Только на середине лестницы меня пронзило очередной мыслью.
– Софи, где Селеста?
– Когда я проснулась, в доме ее не было.
Мысли метались: из одной крайности в другую.
Я пыталась их собрать, но получалось плохо. Софи всю трясло, да и я недалеко от нее ушла. Если сейчас сорвусь, вот прямо здесь и сейчас – сяду посреди гостиной и завою, как Луни. Чем дальше меня уводило от грани выживания, тем больше леденели руки и сердце, которое вообще напоминало застывший в груди комочек льда. Не способный ни на что, кроме как дергаться в заданном жизнью ритме.
