Дочка же в это время смотрела в гостиной мультики. В розовой пижаме и белыми слониками. Сонная, так и хочется расцеловать. Села рядом, обняла.
– Пойдем кушать?
Катя посмотрела на меня и скривилась.
– Не хочу кашу. Вчера в саду она была подгоревшая. Как будто смолу в рот напихали.
Улыбнулась.
– В холодильнике есть творог. Его можно украсить фруктами и полить сиропом. А ещё я могу сварить какао. С молоком и сахаром.
Катя облизнулась.
– Только без пенки. Она противная.
Поцеловала дочку в лобик и пошла, готовить завтрак. Я волновалась. Сильно так, до дрожи в коленях. Когда Катя пришла на кухню и села за стол, я начала подготавливать дочку к встрече.
– Катюш, сейчас к нам придёт в гостя один дядя. Он мамин знакомый из Франции. Я обещала познакомить его с тобой и показать Москву. Мы поедем в цирк или погулять куда-нибудь.
Девочка хлопнула своими ярко-синими глазами.
– А папа с нами будет?
Выдохнула.
– Нет, малыш. Папа работает, но может присоединиться к нам вечером.
– Плохо, – простонала девочка.
Я поставила на стол тарелку с творогом, украшенную яблоком и апельсином. Сверху было изрядно полито клубничным сиропом. В кружке уже томился горячий какао. Катя блаженно вздохнула. Моя сластёна.
В доме раздался звонок. По моему телу прошла нервная дрожь. Я завязала махровый халат по туже и пошла, открывать дверь.
Посмотрела в глазок и увидела довольное лицо Ксавье. Покачала головой. Видимо, только у меня тут один сплошной нервяк.
Открыла дверь.
– Доброе утро, – тихо прошептала я, – Мы завтракаем, присоединишься?
Мужчина внимательно на меня смотрел. В его руках красовался большой подарочный пакет и огромный букет бледно-розовых лилий.
– Я редко дарил тебе цветы. Просто так, без повода. Но хочу наверстать… Я знаю, ты любишь розы. Но сейчас тебе больше идут лилии. Такие же нежные и величественные. Красивые, с тонким чувством. А их аромат сбивает с ног.
Его голос, взгляд… В моём горле пересохло.
Мужчина протянул цветы, я приняла букет.
– Проходи…
Голос отчего-то охрип. И это безумно понравилось Делакруа, судя по его довольному виду.
Я закрыла дверь за гостем и заправила прядь волос за ухо.
– Мама!
Я только успела поравняться с Ксавье, как Катя выбежала в холл. Её глаза, такие же, как и у Делакруа с интересом рассматривали незнакомца.
– Милая, это мой друг, про которого я рассказывала.
Ксавье присел на корточки и широко улыбнулся.
–Привет, красавица. Меня зовут Роже.
Катя засмущалась, но всё же, тихо поприветствовала гостя. Французский она знала хорошо, как и русский. Иногда, когда говорила на русском, вставляла французские слова и наоборот.
– Вот видишь, не зря я тебя учила, котёнок.
Я прикусила губу, смотря, как Ксавье впитывает каждое мгновение первой встречи. Из глаз потекли непрошеные слёзы. Я отвернулась, чтобы вытереть их.
– Мааам, а почему ты плачешь? – тихий голосок заставил меня засмущаться.
Ксавье поднялся с корточек и подошёл ко мне.
Я видела, как мужчина хотел меня успокоить. Хотя я больше плакала от счастья, нежели от горя. Всё-таки есть в жизни рок. А ещё слишком много частиц «бы». Если бы, Моранси не наделал дел, если бы Ксавье поверил мне… Если бы я не встретила Арти…
Прикрыла глаза и постаралась настроиться на весёлую волну. Открыла и радостно спросила у дочери:
– Ты покушала?
Ребёнок угрюмо на меня посмотрел.
– В какао пенка.
М-да, это проблема.
Взглянула на Делакруа:
–Раздевайся и проходи на кухню.
–Хорошо. Шелли…
–Я пока поставлю цветы в вазу и включу кофеварку. Чёрный без сахара? С капелькой сливок?
Роже улыбнулся и кивнул.
– Помнишь?
Не удержалась и фыркнула.
– Забыть было бы весьма затруднительно.
Катя убежала в гостиную, я пошла за ней и взяла большую позолоченную вазу. Нам подарила её моя дражайшая свекровь. Как подарила, оставила при переезде. Но ваза, действительно, красивая, узорчатая и высокая. Главное, выдержит букет.
Положила цветы на диван, и пока я ходила за водой, Катя успела нанюхаться лилий.
Я громко рассмеялась, чем привлекла внимание Ксавье. Он вышел с кухни и посмотрел на Катеньку, нос и щёки которой были жёлтыми от цветочной пыльцы.
– Мадемуазель Ржевская, да вы у нас точно будете дизайнером, – проворковала я.
– Надеюсь, скоро положение дел, а точнее фамилии изменится, – проворчал Делакруа, – а то я не знаю, что у меня больше всего сводит: кулаки или зубы.
Я закатила глаза. Ксавье был таким… Ксавье. Я включила дочке канал «Зоопарк» и повела мужчину на кухню. Катина тарелка с творогом была на половину опустошена. Я забрала её себе.
– Ты будешь…
– Просто кофе, Шелли. Ты кушай. Мне всегда нравилось смотреть, как ты вкушаешь яства. И знаешь, я всегда мечтал быть на месте круасана или сэндвича, или клубничного мороженого.
Я не могла оторвать от мужчины глаза. Вот прям, как будто они приклеились. Намертво. Он так близко, стоит протянуть руку. И даже не верится, что я прошла через свой ад. Чтобы сидеть рядом, обсуждать жизнь, флиртовать, улыбаться и миловаться на нашу дочь. Для меня это было странно.
Можно долго говорить о долге, семье, отношениях. Никогда нельзя знать, в какую сторону посмотрит голова, и какую сторону выберет мозг. Я не верю, что люди могут измениться. Но может… Иногда это случается. Почему не попробовать вновь и увериться в том или ином выводе?
Как ни странно, я всё ждала от Ксавье подлянки. И вчера почти «дождалась». Эта Жасмин заставила меня ревновать, а Делакруа… Не знаю, какого чёрта он так интимно разговаривал с ней. Но я решила, что размениваться не мелочи не стоит, и итог подведу после сегодняшнего дня. Как он себя будет вести? Как проявит отношение к Кате? Как дочка отреагирует на незнакомого мужчину? Как я буду чувствовать себя после этого? И самое важное, какого лешего в Москве забыли эти проклятые французы и бывшая Ксавье.
Мне хотелось кричать: «Мой»!
Как в былые времена затишья, перед бурей.
Глава 24
«Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы ее не было… Лучше бы память навсегда убить»
[Фаина Раневская]
