– Йори! Шевелись, бездельник, лошадь ждёт!
– Отдельную каморку для моего слуги. Часть еды отнесите туда же.
– У нас есть комната для слуг. Большая, тёплая!
– Моему слуге нужна отдельная каморка. Подойдёт любая, лишь бы там было сухо. Желательно, чтобы в это помещение можно было зайти с черного входа, не привлекая внимания.
– Женщина, господин? – хозяин подмигнул мне. – У меня есть такая каморка. Специально для слуг особого рода занятий. Старый Широ всё понимает…
– Каонай. На службе у Карпа-и-Дракона.
Хозяин прикусил язык. Хотел что-то сказать, но передумал. Просто кивнул. Наверное, увидел мое лицо. Я бы сам такое увидел – сбежал бы через пролив пешком.
Ну, хоть этого не придётся уламывать. Уже польза.
Рано я обрадовался.
– Ты что себе позволяешь, тупая деревенщина?!
Бранясь, в двери ввалилась компания молодых самураев – все в плащах из плотной ткани, спасающих от непогоды, и лакированных шляпах. Облака пара превращали гостей в демонов, вырвавшихся из преисподней. Красные от гнева лица усиливали впечатление.
– В твоей харчевне лишайных собак кормить!
– И те побрезгуют!
На меня самураи внимания не обратили.
– Простите ничтожного! – хозяин бил поклон за поклоном. – Тысяча извинений! Две тысячи! Три!
– Болван!
– Нет, он извиняется!
– В чём моя вина, благородные господа? Только скажите и, клянусь, всё будет исправлено!
– Он спрашивает? Нет, он ещё и спрашивает?!
– У тебя под дверью мерзкий каонай!
– От него смердит!
– Воняет гнилой кармой!
Мигеру, как я понял, успел удрать, едва завидев буянов. Теперь они вымещали зло на хозяине.
– Примите мои извинения, господа.
Они не сразу расслышали, пришлось повторить. Замолчали, начали оборачиваться. Я дождался, пока все повернутся ко мне.
– Каонай, оскорбивший вас своим присутствием, мой слуга. Я дознаватель службы Карпа-и-Дракона, каонай мне положен по должности.
Сбросив мокрый плащ, я открыл взглядам герб на своём кимоно. К сожалению, я не сразу сообразил, что выставляю напоказ и свои плети. Такой жест легко можно было счесть вызовом. По лицам самураев ясно читалось: сочли, и очень даже сочли.
Я попытался исправить ситуацию:
– Ещё раз прошу простить меня. Если вид или запах моего слуги оскорбили ваши чувства, я готов…
Их не заинтересовало, на что я готов в данном случае.
– Каков слуга, таков и господин, – изрёк предводитель. – Я Кисомара Сякаэмон, и я повторяю во всеуслышанье: каков слуга, таков и господин!
Он тоже сбросил плащ. Плети у него были хорошие, дорогие. Не чета моим.
– Вы правы, – я поклонился. – Каонай служит мне, а я – старшему дознавателю, господину Сэки Осаму. И все мы служим Карпу-и-Дракону. Выходит, между нами есть некоторое сходство. Позвольте спросить, кому служите вы?
Мой вопрос он проигнорировал. У него хватало иных вопросов.
– Небось, и пахнете одинаково?
Он демонстративно потянул носом. Его приятели расхохотались. Ярость клокотала в моей груди, подступала к горлу. Не знаю, как я сдержался.
– Если моё общество вас не устраивает, я вас покину. Хозяин подаст ужин мне в комнату. Не смею вам мешать, господа.
– Вы слышали? – Сякаэмон обернулся к компании. – Этот юный забияка будет спать в одной комнате с безликим! В одном доме с нами!
– На этот счёт вы можете не беспокоиться…
– Кто здесь говорит о беспокойстве? Кто говорит такое в присутствии Кисомары Сякаэмона?!
Самурай, стоявший поодаль, шагнул к столу, что-то взял из глиняной миски. Миг, и к потолку взлетел шар размером с кулак. В свете фонарей, висящих на балках, он сверкнул маленьким солнцем. Прозвучал свист, короткий и хищный, и спелый плод хурмы разлетелся в клочья, забрызгав стены и хозяина, не успевшего увернуться.
Несколько капель попали мне в лицо. На губах остался вяжущий сладковатый привкус.
– Ха!
Сякаэмон опустил плеть. С конца её стекал охристый сок.
Самурай-метатель снова взмахнул рукой. Вторая хурма отправилась в полёт. Она летела мне прямо в голову. Совестно признаться, но я едва успел уклониться. Выхватил плеть, плохо понимая, что делаю, хлестнул вдогонку.
Чья-то рука поймала уцелевшую хурму на лету.
6
«У меня для вас плохие вести»
Смех застрял в глотках задир, превратился в кашель. В дверях харчевни стоял пожилой самурай: дублёная кожа лица иссечена морщинами, похожими на шрамы, в волосах блестят нити седины. Кимоно лилового шёлка с узором из листьев ивы украшал герб: летящий журавль в чёрном круге. Такой же герб имелся на одежде Сякаэмона и всех остальных.
Смятение охватило компанию. Угодить хурмой в лоб старшему над ними – да, это было бы проступком, заслуживающим наказания.
– Я Накагава Дайичи, главный вассал клана Сидзука! – возвестил пожилой самурай. Голос его был настолько сходен с голосом Сэки Осаму, что я поразился. Пойманную хурму он изучал с таким вниманием, словно она была отлита из чистого золота. – Позвольте узнать ваше имя, молодой человек?
– Торюмон Рэйден из Акаямы.
– Я приношу вам свои глубочайшие извинения за недостойное поведение этих забияк. Не в первый раз мне приходится стыдиться их буйного нрава. Кроме того, они даже не понимают, с кем связались. Могу ли я узнать, кто учил вас владеть плетью?
Он говорил так, словно мы остались наедине. Было ясно, что самураев ждёт отдельный разговор, после которого им вряд ли захочется бросаться хурмой в харчевнях.
– Ясухиро Кэзуо. Я посещаю его додзё.
– О, семья Ясухиро известна среди знатоков воинских искусств! Вам повезло с учителем.
Клан Сидзука, с опозданием сообразил я. Цель моих поисков. Беда обернулась удачей! Эдо – огромный город, до которого ещё надо добраться. А Дайичи подскажет мне, где найти его господина.
– Позвольте угостить вас ужином, Рэйден-сан.
– Это совершенно излишне.
– Тем не менее, я смею настаивать…
С третьего раза я дал себя уговорить. Мне и самому не терпелось свести более близкое знакомство с господином Дайичи.
Меж тем Дайичи шагнул к столику, где стояла миска, и положил рядом пойманную хурму. Он сделал это так, чтобы его спутникам была хорошо видна муха, вялая осенняя муха, размазанная по глянцевой кожице. Не знаю, было ли стыдно самураям, но я просто сгорал от стыда. Муху я заметил краем глаза в последний миг, когда уже выхватил плеть. Случайно, должно быть, вышло. Или злость помогла. Злость – она временами на пользу, что бы ни говорил Ясухиро-сенсей.
