– Никто не должен был об этом знать. Тем более ты. И ты не смеешь осуждать меня за тот поступок. Для внучки это было спасением…
Подавив новую волну гнева, Ган бросил ему вслед:
– Спасением? Посмотри на меня! Я тоже оборотень. Я жив и цел. И не верю, что отдать Виту ведьме было единственным решением!
Кай, уже успевший отойти от поруба на несколько шагов, остановился резко, будто между лопаток ему воткнули стрелу. Он медленно развернулся, как-то шатко, неловко вернулся обратно к окну и, заглянув туда, произнес неузнаваемым тихим голосом:
– Знаешь, что я тебе скажу, щенок… – он прикрыл глаза, тяжело вздохнул, размышляя над чем-то, и вдруг ушел в сторону от начатого разговора. – Щенок… Так Вита тебя за глаза, помнится, называла… а я звал драконом. Знаешь, почему? Потому что корабли, на которых я плавал, гордо носили на носах вырезанные из дерева звериные головы. И головы драконов всегда были похожи на башку твоей зверюги… – Он отвлекался. Специально. Чувствовалось, что не хочет говорить нечто важное, поэтому и тянет. Но слова все же прозвучали. – Когда мы с Гердой отдали Виту ведьме, думаешь, у нас был выбор? Ведьма пригрозила нам – сказала, убьет и нас, и внучку. Некуда было отступать. Не к кому обращаться. Вот твоему отцу повезло. Во-первых, у вас знатная родня и связи. К таким даже ведьма пять раз подумает, прежде чем сунется. Во-вторых, у твоего батюшки выбор был между двумя сильными покровителями – враждующими сторонами. Он, видать, еще при рождении твоем с Властелином Зимы на твою душу сторговался. Он против ведьмы союзник сильный. И ты не думай – я тоже пробовал. Не доверял старухе – слишком мягко стелила… Я ведь, как у Виты оборотный дар проклюнулся, сразу в лодку прыгнул и через море прямо в замок Зимы поплыл. Там со старым колдуном говорил. С Инеем. Просил его внучку в услужение взять, но он отказал. Ему могучие звери были нужны, а не маленькая птица… Птица у нее была! Ипостасью вся в отца своего непутевого. Помню, когда приплыл он к нашему берегу неизвестно откуда, говорил я дочке – не засматривайся на чужака. Беду он тебе принесет. И принес. Мало того, что внучка моя нечистью родилась, так и дочка, Витина мать, Тойва, вскоре на море вместе с избранником своим во время шторма сгинула… Вот так. А ведьма за девочку обещалась деревне помогать. И помогала…
Старик отодвинулся от окна и пошел прочь.
Ган сверлил его спину взглядом, раздумывая над услышанным. Вот оно как, оказывается, случилось? Не по доброй воле Виту родня Чернорозе отдала. И Кай… знал ведь, что опасна старуха. Иначе к Инею за помощью бы не плавал…
Леопард задумчиво посмотрел в окно.
Что делать дальше? Надо как-то выбираться отсюда.
Только как?
***
В порубе его держали несколько суток.
За это время Алозвон успел призвать к себе почтовую птицу и, привязав к ее лапке послание для начальника стражи, отправил в столицу. Чтобы важное письмо долетело быстрее, посланницу пришлось зачаровать – это придало ей существенное ускорение. Сбросив с хвоста ворох волшебных искр, птица унеслась на юг.
Ждать ее долго не пришлось. Она вернулась через день, ускоренная уже начальником королевской стражи, и принесла ответ. Прочитав его, колдун остался доволен. Начальник стражи отписался, что живым ему оборотня привозить не нужно – он вполне удовлетвориться и отрубленной головой.
Все это было на руку Алозвону. С мертвой головою проще – она по дороге в столицу не сбежит. Волноваться особенно не придется – довезут или не довезут. И народу в Игривице развлечение будет – казнь.
Удачно все сложилось…
… но не для Гана.
В полдень его вывели из тюрьмы и, по-прежнему связанного, отвели на деревенскую площадь. Там пленника ожидала большая колода с воткнутым в нее топором. Кому досталась роль палача, пока было неясно. Видимо, вопрос этот еще решался.
Гана поставили возле колоды на обозрение толпы.
Вся Игривица собралась – наказывать провинившихся тут, бывало, наказывали, но вот чтобы казнить…
Люди вели себя по-разному. Одни смеялись, будто предстоящее действо было чем-то наподобие веселого представления. Другие хмурились – до пленника долетали обрывки полных тихого недовольства фраз.
Алозвон, наряженный в новый плащ, подбитый мехом лисы, выступил вперед и торжественно зачитал приговор.
Ган особо внимательно не слушал. Чего там слушать-то?
– … за служение злому колдовству Властелина Зимы приговаривается к смертной казни, – прозвучало в конце. – Итак, твое последнее слово, зверь?
Никогда прежде Ган не задумывался над тем, что будет говорить, оказавшись перед лицом смерти. Чего тут скажешь? Дело плохо.
Поэтому выдал первое попавшееся, что пришло в голову.
– Эй, Алозвон. Ты ведь маг и воин. Доволен бы ты был, оказавшись на моем месте?
– Именно потому, что я королевский маг и воин, я никогда не окажусь на твоем месте, нечисть, – уклончиво ответил колдун, однако Ган не унимался.
– Надо уточнить, что бывший королевский маг…
– Заткнись.
Уточнение явно задело чародея за живое, а пленник не унимался:
– Давай сразимся. Хочешь, пятерых молодцов себе из присутствующих возьми на подмогу. Я всех одолею, только руки развяжи и оружие взять позволь. – Из толпы прозвучали восхищенные возгласы. Подбодрили Гана, и он продолжил, вдохновленный, обращаясь уже не только к Алозвону, а ко всем. – И, если я одолею вашего колдуна, хоть с подмогою, хоть без, обещаю, что деревню вашу сам защищать стану и никого из замка Зимы сюда не пущу. Даю слово.
Толпа зашумела, зароптала. Опять на два лагеря разделилась. Одни были «за», тянули Алозвона за плащ, тыкали в плечи – давай, мол, выходи и сразись с наглецом. Они качали головами, смотрели на пленника понимающе – хорошо сказал, по делу. Нужное предлагает! Другие кривили лица – врет, дескать, за шкуру свою боится. И связываться с ним нечего.
Колдун быстро сообразил, в какой щекотливой ситуации оказался, и принялся тянуть время.
– Дай подумать, – недовольно бросил Гану, и взгляд полный ненависти послал.
Надо же! Такую спокойную и спланированную казнь мальчишка испортил…
«Думай-думай, глядишь, и надумаешь мне руки развязать», – мысленно ответил ему Ган. Вслух ничего не сказал.
Пока Алозвон взвешивал все «за» и «против», внимание пленника привлекла появившаяся у дальнего края толпы фигура в длинном плаще и накинутом на лицо капюшоне. Она двинулась через толчею к центру действа. Походка!
Ган не мог эту походку не узнать. И ветер, подыгрывая, кинул в лицо знакомый запах. Леопард насторожился и обрадовался одновременно – этот-то что тут забыл?
Фигура тем временем приблизилась. Капюшон упал на плечи, открыв взгляду золотую копну волос.
Данияр!
Пока Ган соображал, что ведьмачонок тут делает, старый знакомый растолкал тех, кто стоял в первом ряду, и настойчиво похлопал по плечу Алозвона. Тот повернулся.
