— Весьма неприятна, — кивнул лорд-чародей, — Но, как я уже повторял, не думаю, чтобы там было что-то, кроме пламенных писем и нескольких свиданий в присутствии доверенной фрейлины.
— Да я не об этом, — Эдвард махнул рукой, — Все эти договора… наши судьбы… Может быть, мне стоит самому отказаться от нее? Пусть выходит замуж за того, кого любит…
— Не думаю, что это возможно, Ваше высочество, — осторожно сказал Грегори, всматриваясь в лицо принца, — в случае вашего отказа ее выдадут замуж за другого принца, а мы получим массу дипломатических осложнений, в том числе — обиду гишпанцев за пренебрежение, высказанное их невесте.
Эдвард шумно вздохнул и закружил по комнате.
— Я просто не знаю, как быть, — наконец сказал он, — Вы же знаете, что происходит во дворце. Отец… он никогда не любил мать… она…
— Эдвард, по-моему, вы читаете слишком много романов, — сухо перебил его лорд-чародей, совершенно не желая, чтобы мальчишка делал его своим наперсником, — ему за глаза хватало и собственного племянника, — Любовь — слишком эфемерное понятие, и жертвовать ради него королевством никто не будет. Что же касается вашей хорошенькой подружки, живущей на улице Гревилль, то кто мешает вам навещать ее и после свадьбы!
Кронпринц настороженно посмотрел на мужчину, стоявшего перед ним:
— Вы знаете про Мари?
— Хорош бы я был, если бы упустил вас из виду, — фыркнул тот. Принц насупился, вспомнив, кем является человек, стоящий перед ним:
— И кто еще знает?
— Никто, кроме двух людей, которые наблюдают за известным вам домом, но они преданы мне и неболтливы.
— А… — Эдвард сглотнул, не решаясь задать вопрос, но Грегори все понял:
— Я не счел нужным информировать Его величество о том, как проводит свободное время его сын.
— Почему?
— Хороший вопрос! — лорд-чародей задумался и решил сказать правду, — Прежде всего, потому, что мне не хочется делаться вашим врагом, — вы легко сможете отомстить, когда придет время.
— Вы расчетливы, — заметил принц.
— Вы тоже этому научитесь, Ваше высочество, у вас нет выбора.
— О да, долг — превыше всего, — он сказал это со всей горечью, на которую был способен. Грегори лишь вздохнул и, подойдя к столу, налил в бокалы херес.
Проговорив с Эдвардом еще с полчаса на ничего не значащие темы, он, ссылаясь на необходимость вывести пса, лично проводил принца до места, где его послушно ждала охрана. От своих людей, следовавших за принцем незримой тенью, лорд-чародей прекрасно знал, что они, повинуясь приказам Его высочества, не раз отпускали его одного, тем приятнее было наблюдать их смущение.
— Господа, надеюсь, мы поговорим с вами завтра, — многозначительно обратил Грегори, с удовольствием видя растерянность на лицах гвардейцев. Сердечно распрощавшись с принцем, Саффолд вернулся домой и решил, что лучшее, что он сможет сделать для себя самого, — это лечь спать.
Он проснулся достаточно рано утром, на удивление, бодрым. Его настроение не испортил даже лакей, кашлянувший слегка не вовремя, отчего сапфировую булавку в галстуке пришлось перекалывать. Надев свой костюм, как уверял его портной, «цвета перезрелой сливы», на самом деле — глубокого синего, почти черного цвета с вышивкой серебряной и золотой нитью, граф Саффолд привычно расправил кружевные манжеты, украсил свои достаточно изящные руки несколькими кольцами и стянул черной летной волосы на затылке. Поколебавшись, он предпочел сапоги туфлям, намереваясь сразу после визита в королевский дворец направиться в свое имение. Странно, но впервые за долгое время даже мысль о поездке приводила его в прекрасное расположение духа.
— Ну что, старина, ты готов? — он радостно потрепал Министра по голове и получил в ответ странный взгляд, словно пес сомневался в здравом рассудке хозяина.
Достаточно быстро обсудив с Его величеством все подробности сообщения, которое следовало отправить королю Гишпании, и весело пошутив над заспанным Майлсом, дремавшем в приемной после оглушительной оргии по поводу дня рождения одного из офицеров драгунского полка, Грегори вскочил в карету и распорядился ехать к городской тюрьме.
Здание из старых, местами уже крошившихся кирпичей стояло когда-то на окраине города. Поговаривали, что его построили несколько веков назад после того, как королева Лилибет, узнав, что ее супруг заложил часть ее собственных земель, посмела поднять восстание. Оно было разбито, королева — в назидание остальным — заточена в замок, а король подписал закон, в котором говорилось, что после свадьбы все приданное невесты переходит в руки ее мужа, и он имеет полное право распоряжаться как деньгами, так и судьбой своей жены. После смерти Лилибет замок так и остался тюрьмой. Сначала — для особ королевской крови, затем, по мере обветшания здания, — для лиц, все более простых по положению.
Теперь сюда отправляли простолюдинов, должников и портовых шлюх. До недавней поры, несмотря на то, что город сильно разросся, вокруг тюрьмы были пустыри, пока герцог Кавершем, пользуясь тем, что никто не хочет селиться рядом, скупил земельные участки вокруг по дешевке и выстроил на них доходные дома. Темные, убогие, они были буквально пропитаны той же атмосферой, что и тюремные стены. Здесь жили так называемые «отбросы общества»: бедные семьи заводских рабочих, проститутки, продававшие свое тело за кусок хлеба, солдатские вдовы, нанимавшиеся на тяжелую поденную работу, чтобы хоть как-то прокормить многочисленное семейство.
Испитые, серые от недостатка солнца, сморщенные лица, сутулые фигуры, отчаяние и обреченность в тусклых глазах, они мрачными взглядами провожали карету. Держа у носа надушенный платок, чтобы хоть как-то перебить запах нечистот, которыми были завалены улицы, Грегори с досадой вспоминал, что он неоднократно пытался обсудить с королем положение людей в этих кварталах, но всегда получал отказ что-либо предпринять. Наверное, ему стоит вернуться к этой теме в разговоре с Его величеством сразу после свадебных торжеств.
Карета остановилась у тюремных ворот, лорд-чародей выглянул, и охранники, открыв ворота, вытянулись в струнку. Экипаж остановился. Граф Саффолд ступил во двор и брезгливо поморщился, заметив, что его сапоги сразу же оказались заляпанными грязью.
— Ваша светлость! Как неожиданно! Это большая честь для нас! — комендант тюрьмы, одутловатый, неповоротливый мужчина с пышными усами, вылетел во двор, вытирая пот со лба платком сомнительной чистоты.
— Да, я заметил, что меня явно не ждали, — Грегори обвел выразительным взглядом кучи мусора, лежавшие по всему двору, — интересно, куда делись деньги, выделенные на брусчатку двора?
Комендант побелел и подергал внезапно ставший тугим узел на шейном платке.
— Так мы это… — пролепетал он, — У нас стена обваливалась…
Толстяк беспомощно захлопал глазами.
— И вы, разумеется, направили деньги на ремонт, понимаю, — Саффолд с улыбкой устремил взгляд на старые стены, — Должен признать, восхищен искусством ваших рабочих: воссоздать все так, чтобы посторонний взгляд и не заметил разницы…
