— Может быть… — Грегори задумался, — Полагаешь, мне следует высечь этого лакея за дерзость?
— Вряд ли это возымеет нужный эффект, ваша светлость, — Джексон подал своему господину золотистый жилет с вышитыми колибри, — парень отыграется на девчонке, как только ворота закроются за каретой вашей светлости.
— Хорошо, тогда что?
Джексон кашлянул:
— Если мне будет позволено…
— Дорогой Джексон, смею заметить, тебе и так уже многое позволено! Не испытывай лишний раз мое терпение!
— Прокляните его! — вдруг выпалил камердинер, его глаза весело блеснули, впрочем, он тут же вновь принял чопорный вид. Грегори округлил глаза:
— Чтооо?
— Пригрозите, что проклянете его и у него гм… в общем, он не сможет более бесчестить девиц.
— И как, по-твоему, я потом буду выкручиваться: ты же знаешь, что все эти сглазы-проклятия — выдумка!
— Я это знаю, милорд, а вот ваши лакеи — нет, — ответил Джексон, облачая графа в камзол из зеленого бархата, — мой вам совет: устройте им настоящее представление!
— Знаешь, возможно, ты и прав, — задумчиво произнес Саффолд, — впрочем, оставим это: сейчас мне надо повязать галстук!
* * *
— А потом милорд граф каааак посмотрел на Джереми, и глаза огнем полыхнули! — несколькими часами позже пересказывала Мари своей госпоже, старательно шнуруя ей корсет. Юная горничная то и дело сбивалась, пропускала петли, и ей приходилось распускать завязки, Феба покорно сносила все эти манипуляции, думая о своем. Из рассказа Курта она поняла, что граф собрал всех мужчин, находившихся у него в услужении, и запугал своей магией, пригрозив проклятием тем, кто будет и дальше насиловать женщин.
Мери, захлебываясь от восторга, пересказывала эти события всю вторую половину дня. У девчонки явно было богатое воображение, поскольку к вечеру уже оказалось, что у графа из глаз летели молнии, его слова сопровождались громовыми раскатами, а черный пес подвывал каждому слову. Впрочем, на счет черного пса сомнений не было: Министр никогда бы не упустил возможность поучаствовать в представлении. Что же касается графа Саффолда, то Фебе оставалось лишь аплодировать его гению, так изумительно сыгравшему на суевериях слуг.
Теперь Министр лежал у дверей, с явным наслаждением наблюдая, как Феба одевается к ужину. Она долго перебирала платья, почему-то, впервые за много лет, ей действительно хотелось выглядеть привлекательной. Может быть, дело было в сегодняшнем разговоре в гардеробной? При воспоминаниях об обнаженном мужском торсе Феба вздрогнула.
— Ой, извините! — пискнула Мери, посчитав, что уколола госпожу булавкой.
— Ничего, это просто дурные мысли, — ободряюще улыбнулась девушка, чувствуя, что вновь краснеет, — Ты закончила?
— Остался еще шлейф! — горничная гордо продемонстрировала его, старательно закрепила булавками и тщательно расправила.
— Вот! Ах, какая вы красавица! — Мери отступила, восхищенно разглядывая свою госпожу.
Феба придирчиво рассматривала себя в зеркало. Это было одно из её лучших платьев: из голубой тафты, с квадратным, достаточно глубоким вырезом и серебристыми ажурными кружевами. Четыре серебряных банта украшали корсаж, нижняя юбка-панье была настолько короткой, что, когда девушка двигалась, можно было заметить ее серебряные туфельки, расшитые голубыми незабудками. Юбка верхнего платья, напротив, опускалась практически до пола, образуя сзади небольшой шлейф. Платье требовало сложной прически, но Феба, сомневаясь, что Мери под силу сотворить такое, лишь сколола волосы на затылке, позволив затем вьющимся от природы прядям рассыпаться по плечам и спине.
У нее не было настоящих украшений для этого платья, лишь какие-то стекляшки, которые она предпочла не надевать, — то, что вполне могло сойти в зале для игр, в столовой графского дома казалось неуместным.
Черный пес за спиной одобрительно заворчал.
В дверь постучали. Мери открыла. Почтительно склонившись, лакей попросил передать, что Его светлость вместе с гостем уже спустились и ждут мисс Фебу.
Сердце тревожно забилось: гость! В треволнениях этого дня она совсем забыла о Майлзе О’Хара! И теперь ей придется весь вечер выслушивать его двусмысленные намеки, в которых, она это прекрасно знала, он был силен. Девушка покачала головой:
— У меня, похоже, разболелась голова, передайте милорду, что я, наверное, останусь.
Мари разочарованно вздохнула, Министр зевнул, словно говоря «лгунья». Лакей склонился еще ниже:
— Простите, миледи, но милорд просил также передать, что он с радостью поднимется к вам, чтобы излечить…
Феба в досаде притопнула ногой! Нет, лорд-чародей был невыносим. Она буквально воочию увидела, как он улыбался, когда произносил эту фразу.
— Хорошо, передайте…, впрочем, нет! Я сама сейчас ему все скажу! — злясь на Саффолда, она выскочила из комнаты и буквально сбежала по ступенькам вниз. Мужчины сидели в библиотеке. Дверь была открыта, и Феба посчитала возможным зайти туда. При ее появлении хозяин дома встал, вынуждая друга последовать его примеру. Одобрение и восхищение, блестевшие в серых глазах лорда-чародея, мгновенно выветрили весь воинственный пыл, более того, она не могла не оценить ту легкость, с которой он предугадал ее возможный отказ спуститься к ужину. Тем временем Грегори подошел к Фебе и склонился над ее рукой:
— Вы превосходно выглядите, — прошептал он, бережно касаясь губами ее кожи. По руке пробежали мурашки. Девушка выдохнула и вежливо кивнула секретарю Его величества, получив в ответ отстраненно-вежливый кивок.
— Простите, что заставила ждать.
— О, да, полнолуние, — Саффолд лукаво улыбнулся, — как правило, в это время возможны головные боли.
— Именно! — Феба бросила на него строгий взгляд, но он лишь самодовольно хмыкнул и повернулся к Майлзу, — если ты не против, я бы хотел сам сопроводить мою гостью к столу.
— Полагаю, даже если и буду, ты все равно это сделаешь, а поскольку я голоден, чем скорее мы туда пройдем, тем лучше! — пожал плечами тот. Грегори кивнул:
— Именно!
Он протянул руку девушке, и Фебе не оставалось ничего иного, как опереться на нее. Они расселись за столом: хозяин дома во главе, Майлз — по правую руку от него, Феба — по левую. Более того, между ней и секретарем Его величества возвышался канделябр, наполовину скрывавший их друг от друга. Она подозревала, что это было сделано умышлено, по распоряжению графа. Девушка пристально посмотрела на него, но Грегори как ни в чем не бывало разделывал на тарелке перепелку.
— Как долго ты здесь пробудешь? — поинтересовался О’Хара, когда им подали ростбиф.
— Не знаю… — задумчиво протянул Саффолд, — все зависит от гишпанцев.
Майлз выразительно посмотрел на Фебу, но граф покачал головой:
— Можешь не опасаться, моя прекрасная гостья, как, впрочем, и весь дом слышали пронзительно-проникновенные речи нашей королевы.
