– Ну что?! – сердито спросила Ольга наконец, не выдержав молчания.
– Ты, часом, не ополоумела, Ольга Васильевна? – хрипло проговорил Кирилл. – О чем, ради господа бога, вообще говоришь? Конечно, у меня в медцентре есть свои ребята, и я напряг бы их, это без вопросов, но после того, что с тобой сегодня происходило, я и пальцем не шевельну, чтобы ты куда-то могла отправиться. Тебя ведь дважды с того света выдергивали, ты это понимаешь? Так что придется подождать другого удобного случая.
– Кирилл, да ты что говоришь?! – чуть ли не закричала Ольга. – Они меня полгода к Игорю не подпускали, в кои-то веки хотя бы свекор смилостивился… Я просто не могу этого случая упустить!
Кирилл прищурился:
– А не желаешь полежать пристегнутой к кровати ремнями? Под хорошим ударом релаксантов? Для твоей головы это, конечно, не так чтобы здо́рово и здоро́во, но уж всяко лучше, чем ринуться сейчас в медцентр на свиданку с человеком, который мало что тебя чуть не убил, да еще и лежит в коме! А может, он из нее не выходит из чувства самосохранения, вернее, тебя сохранения, чтобы не довести начатое до конца и не сделаться полным и законченным убийцей?
Ольга задохнулась от той ненависти, которая вдруг так и ударила ее, как если бы в лицо швырнули снежный ком. Слова Кирилла, голос его, выражение его лица были пропитаны этой ненавистью!
– Как ты… как ты можешь? – пролепетала беспомощно.
– Да так и могу, – прорычал Кирилл, чуть оскалясь от злости. – Тебе восемьсот раз было умными людьми говорено, чтобы ты от этого фрукта подальше держалась, но нет, ты к нему рвалась, как бабочка на огонь… и что? Дорвалась? Как поживают твои крылышки? Еще трепыхаются?
Ольга зыркнула исподлобья – гневно, яростно, но все же придержала язык, потому что ненависти в глазах Кирилла уже не было – только боль там осталась, мучительная боль. Ну да, он не раз предупреждал, что с Игорем счастья ей не дождаться, слишком они разные, но Ольга была уверена: Кирилл твердил это только из ревности. Может быть, и сейчас он завел старую шарманку из ревности, однако Ольге вдруг подумалось, что та «паленая водка» была, очень возможно, выпита не случайно…
Впервые она видела такое бешенство во взгляде Кирилла. А ведь с него станется и в самом деле привязать ее ремнями, лишь бы не пустить к Игорю. И не поймешь, ревность ли заставит его это делать или элементарная забота врача о пациенте.
Впрочем, подумала Ольга, покосившись на окно, еще только слегка вечереет, ночь впереди, мало ли что еще случится, может быть, Кирилл сменит гнев на милость…
– Ладно, – уже совсем другим тоном пробормотал Кирилл, – еще раз извини, погорячился. Но не строй никаких дурацких планов и не надейся, что я со временем подобрею. Только рыпнись – и отведаешь ремня, вернее, ремней. Единственное, что я могу для тебя сделать, это дать телефон, чтобы ты позвонила этому своему свекру и объяснила, что не придешь к одру любимого супруга по уважительной причине.
Очень захотелось послать Кирилла вместе с его подначками насчет одра так далеко, откуда вообще нет возврата, но Ольга сдержалась и на сей раз.
– Давай телефон.
Кирилл достал из кармана робы мобильник, и Ольга удивленно вскинула глаза:
– Но это не мой!
– Твой сдан в камеру хранения вместе с прочими вещичками, – пояснил Кирилл. – Придется попользоваться этим.
– Да как же я им попользуюсь, если номера Владимира Николаевича не помню! – в отчаянии воскликнула Ольга.
– Ну в этом уж я не виноват! – развел руками Кирилл.
– А ты не можешь принести мой из камеры хранения, а? – взмолилась Ольга.
– Думаю, что нет, – качнул головой Кирилл. – Поздно уже, все закрыто. Ломать двери и сносить замки не буду, извини, даже ради тебя.
Ольга в отчаянии зажмурилась.
Можно себе представить, что напридумывает себе свекор, сколько раз наберет Ольгин номер, чтобы высказать нелюбимой снохе все, что о ней думал раньше и думает теперь! Не дождется ответа, еще больше накрутит себя и, не дай бог, расскажет и Валентине Петровне. Вот радость ей будет…
Ну хоть кто-то порадуется, на том спасибо!
Слезы жгли глаза.
– Оль, ну ладно тебе, – пробормотал Кирилл. – Завтра в семь утра принесу тебе телефон, объяснишься. А может, этот твой свекор догадается позвонить на подстанцию и там ему объяснят, где ты и что с тобой. У него есть номер подстанции?
– Откуда, ты что? – вздохнула Ольга и буркнула, не открывая глаза: – Освободи мне руку, пожалуйста.
– Зачем? – Голос Кирилла стал настороженным.
– Слезы вытереть, – сдавленным от слез и унижения голосом объяснила Ольга, и Кирилл осторожно вынул иглу из вены ее левой руки:
– Ладно, освобождаю, тем более что всю дозу ты уже приняла. И вот, держи.
Кирилл сунул ей в руку марлевую салфетку, и это значило сейчас для Ольги куда больше всех его объяснений и извинений. Это был знак истинного дружеского понимания, сочувствия, желания помочь.
Такой трогательный знак!..
Ольга вытерла глаза и вернула салфетку, глядя поверх плеча Кирилла: смотреть ему в лицо было стыдно.
И вдруг она увидела в дверях реанимации какого-то человека. Он показался очень знакомым, однако всмотреться в него и понять, кто же это такой, Ольга почему-то не могла: взгляд ее словно бы откидывало в сторону, в голове вспыхивала тупая боль. Не понимая, что происходит, она вновь попыталась вглядеться в его лицо, прорываясь сквозь боль. Почему это так важно, она не понимала, но узнать визитера было необходимо! Поэтому Ольга собралась с силами и, чуть слышно застонав от напряжения и боли в глазах, сфокусировала взгляд на сморщенной, изможденной физиономии, смотревшей на нее с издевательским выражением. Козырек белой каскетки наполовину прикрывал лоб, и только по этой дурацкой каскетке Ольга узнала… Скалолазку!
Когда глаза их наконец встретились, Скалолазка широко улыбнулся, словно порадовался встрече, махнул рукой и отпрянул в коридор.
– Что там такое? – недоумевающе спросил Кирилл, оглядываясь и снова поворачиваясь к Ольге. – У тебя такой вид, будто ты призрака встретила.
– Именно так, – пробормотала она. – Ты видел мужика в белой каскетке?
– Да, мелькнул тут какой-то, – кивнул Кирилл, – видимо, родственник чей-то, теперь ушел. У нас же теперь родню в реанимацию пускают, слышала? А почему ты думаешь, что это призрак?
– Да потому что, когда мы сегодня выводили «полковника» Витю из небытия, мне позвонила одна докторша из линейной бригады, Люся, и закричала, что у нее на руках Скалолазка умирает.
У Кирилла стали большие глаза, и Ольга торопливо объяснила этимологию Скалолазкина прозвища.
– Люся – она недавно работает, Скалолазка у нее первый умирающий, вот она и впала в истерику. А я не раз бывала в этой их бомжатской берлоге, знаю, что он всю жизнь себя старательно готовил к самой поганой смерти, поэтому и говорю ей: «Отпусти его!» А потом на меня этот наш инфарктник накинулся, так что мне стало не до Скалолазки, сам понимаешь. Но я ведь его фактически к смерти приговорила, закономерно, что мне его призрак и должен являться.
