— Вам не стоит смотреть на это!
Я вцепилась ему в руку:
— Алан, их действительно повесят?
— Да, — он повел меня к краю площади, — Таков закон.
Крики вокруг стали громче.
— Отпустите меня! — я с силой выдернула руку и развернулась. Осужденным уже накинули петли на шеи. Другой конец веревки был привязан к лошади. По лицу одно из приговоренных текли слезы, второй шевелил губами, явно молясь, третий стоял, безразлично глядя вокруг, на его штанах расплывалась мокрое пятно.
— Алан, вы должны вмешаться! Их же убьют!
— И правильно сделают, — Алан с досадой оглянулся и, увидев Вивиан, торопливо помахал ей рукой, подзывая к нам. С видимым облегчением он перепоручил меня заботе знахарки, а сам пошел к брату. С ужасом я смотрела на происходящее на площади. Повинуясь кивку герцога, палач стегнул лошадь по крупу. Та обиженно заржала и рванула вперед, тела взметнулись вверх и повисли, дергаясь, будто марионетки. Запах смерти и фекалий разносился в воздухе. Я поняла, что меня сейчас стошнит. Прижав руку ко рту, я, стараясь не вдыхать резкие запахи немытых тел и перегара, с трудом пробралась через толпу, захваченную этим варварским зрелищем, и забежала за угол ближайшего дома, где меня буквально вывернуло наизнанку. Где-то краем своего сознания, я отметила, что шум толпы стих. Правосудие, вернее то, каким его представляли здесь и сейчас, свершилось. Пытаясь отдышаться, я прислонилась лбом к холодной каменной стене дома. Прохлада камня приятно охлаждала разгоряченную кожу. Сердце колотилось в груди, мне не хватало воздуха. Я вдруг поняла, что очень устала. Устала жить без радостей цивилизации, без машин и мобильных телефонов, без самолетов, и главное — без личной свободы. Я была по уши сыта средневековым гостеприимством, и особенно надменным герцогом. Сейчас он мне казался варваром, дикарем с первобытными представлениями о правосудии. Перед глазами все еще стояло лицо несчастной девушки. А ведь на ее месте могла оказаться и я, как то он уже угрожал мне наказанием. Эта мысль придала мне сил. Я решительно отстранилась от стены и направилась обратно, на площадь. Уже подходя к толпе, меня вдруг осенило: ведь наконец-то я была одна, без вездесущего внимания герцога и его семьи. Неподалеку находилась коновязь с лошадьми. Пажи, поставленные смотреть за животными, старательно вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть происходящее на площади. Я действовала не задумываясь. Медленно сосчитав до двадцати, я подошла к коновязи, надеясь, что выгляжу достаточно естественно. Пажи лишь скользнули по мне взглядом, но, не увидев ничего, заслуживающего внимания, вернулись к созерцанию площади. Дрожащими руками я с третьей попытки отвязала лошадь и села в седло.
— Миледи! — раздался за спиной мальчишеский голос, мое сердце буквально ушло в пятки. Я обернулась:
— Да?
— Вы взяли другую лошадь, вот же ваша, — он указал на гнедого, стоявшего в самом конце коновязи.
— Да, верно, — я нервно улыбнулась, — наверное, мне не стоило смотреть сегодня на все это.
— Да, это не для женских глаз! — авторитетно заявил один из мальчишек, в то время как два других снисходительно поглядывали на меня. Я спешилась, отдала им лошадь и вскочила на гнедого. Он прянул ушами и резво зацокал копытами по пыльной дороге, идущей мимо домов. Выехав из города, я пустила коня легким галопом. Трава мягко пружинила под копытами, ветер шумел в ушах. Чувство полета охватывало меня, будто очищая от грязи сегодняшнего дня. Я полностью отдалась этой скачке, позволяя гнедому самому выбирать ритм. Море приближалось. Я уже слышала рокот волн, воздух пропах солью и свежестью. В надежде отыскать бухту, которую мне показывал Алан, я притормозила и пустила коня вдоль берега легкой рысью.
Бухта оказалась дальше, чем я помнила. Я уже отчаялась ее отыскать, когда холмы расступились, и показался белоснежный песок. Сердце радостно забилось: скоро я окажусь дома. Я соскользнула с коня, ослабила подпругу, завязала повод на шее и побрела по песку к воде. В прошлый раз я бродила по кромке. Сейчас мне следовало зайти в море. Тяжело вздохнув, я с трудом сняла платье и нижние юбки, оставшись в одной рубашке, доходившей мне до колен. Обхватив себя руками, чтоб согреться, я попыталась зайти в волны. Вода была ледяная. В довершение всего, ветер усилился, легко проникая под рубашку и пробирая до костей. Стиснув клацающие зубы, я решительно побрела вперед. Становилось все холоднее, волны окатывали меня до пояса, ног я не чувствовала. Ветер издевательски налетал, кидая брызги мне в лицо. Я оглянулась. На песке кучей лежала моя одежда, конь пасся неподалеку, удивленно посматривая в мою сторону. Начинался шторм. Возможно, это добрый знак? Собравшись с силами, я нырнула в набегавшую волну. Дыхание перехватило, я отчаянно замахала руками, пытаясь вынырнуть, захлебываясь от соленой воды. Вторая волна обрушилась на меня как раз в тот момент, когда я вынырнула, протащила меня вперед к берегу и отступила. Пошатываясь, я встала как раз для того, чтобы третья волна вновь свалила меня с ног и потащила обратно в море. А потом я потеряла им счет, этим бушующим силам, обрушивающим на меня тонны воды и песка, тащившим по обнажающемуся песку вглубь моря. Глаза невыносимо болели от морской соли, руки и ноги одеревенели от холода. В какой-то момент мне показалось, что я уже не смогу выбраться. Боль пронзила все тело, глаза слепило от серебристого света. Я почувствовала, как лечу вверх, ветер подхватывает мое тело, чтобы с силой бросить его на прибрежный песок.
Я открыла глаза и поняла, что лежу на берегу в нескольких метрах от разбушевавшегося моря. Неужели мне удалось? Я точно помнила ощущение полета, и потом — кто-то же вытащил меня из воды. Мне было холодно, сыро, песок налип на лицо, царапая кожу, правое запястье безумно болело. С трудом повернув голову, я увидела, что под тонкий рубец шрама блестит серебром. На секунду я закрыла глаза и затрясла головой. Серебряный блеск не пропал, наоборот, с каждой минутой он становился все ярче. Решив разобраться с этим позже, я поднялась, и тут же пожалела: порыв ветра едва не сбил с ног, забирая из тела последние крохи тепла. Пройдя несколько шагов, я рухнула на песок, рядом с грудой моей одежды. Вокруг не было ни пароходов, ни машин, по небу не летел ни один самолет. У меня не получилось. Я обреченно закрыла глаза, признавая свое поражение. Я застряла здесь навсегда. Отчаяние охватило меня. Мне оставалось либо вернуться в замок, либо умереть здесь, на песке. Слезы навернулись на глаза, и впервые за десять лет я расплакалась. Я плакала до тех пор, пока не начала икать от сотрясавших меня рыданий. Слезы смешались с морской водой и ветром, отчего щеки горели, будто в огне. Я вся дрожала от холода. Гнедой подошел ко мне, фыркнул на ухо и бархатными губами начал теребить за волосы, я отмахнулась, но он не отставал. Придерживаясь за его гриву, я встала и прижалась к нему всем телом. Он переступил с ноги на ногу, располагаясь так, чтобы защитить меня о ветра. Он был очень теплым, шерсть приятно покалывала мои руки, сладковатый запах наполнял живительной силой. Согревшись, я с признательностью погладила коня по шее и побыстрее завернулась в плащ. Шерсть мягкими складками укрыла меня от ветра. Дрожащими руками я сняла с себя мокрую рубашку, и кое-как натянула платье прямо на голое тело. Шерстяные чулки были все песке, я не стала отряхивать. Одевшись, согревшись и обретя какое-то подобие разума, я задумалась, что же мне делать дальше.
