— Обучить чему? Ездить верхом? Вы издеваетесь?
— Нет, — его голос стал жестче, серые глаза полыхнули сталью, — Успокойтесь и сядьте. Сядьте же!
Стиснув зубы, я подчинилась. Он помолчал, формулируя мысли:
— Что вы знаете о своем даре?
Я неопределенно пожала плечами, Десмонд кивнул:
— Я так и думал. Каждый дар, которым мы владеем, это испытание, которое нам дают Боги. Мы можем пустить этот дар во благо, можем во зло… Дар может возвеличить нас, а может испепелить, как чуть не случилось с вами… во всяком случае, так мне объясняли мои наставники. Сила похожа на воду — если пустить ее большим потоком и неосознанно, то берега реки, тело человека, разрушатся, и он умрет. Поэтому силу надо контролировать, — он сжал руку в кулак, чуть шевеля пальцами, будто растирая что-то, затем поднес руку к лучине, оставшейся с вечера, и раскрыл ладонь. Золотистая искорка скользнула с его ладони на сухое дерево и загорелась ярким пламенем. Десмонд провел рукой еще раз, будто забирая огонек назад, в руку, и лучина погасла. Я смотрела на него, широко распахнув глаза от удивления. Заметив это, он слегка виновато улыбнулся мне:
— Я научился этому фокусу для того, чтоб соблазнять девушек.
— Много попалось? — я почувствовала обиду. Будто на Новый год меня лишили подарка. Он развел руками:
— Достаточно.
— И зачем вы показываете его мне?
— Вы не похожи на тех девушек. И чтобы убедить в своих словах.
— Считаете, что просто так не поверю?
— Вы не верите в магию.
— Уже верю, — тихо пробормотала я, рассматривая трещины на столе.
— Странно, что никто не распознал в вас этот дар. Почему? — он пристально вглядывался в мое лицо, пытаясь найти ответ.
— Наверно никому до этого не было дела? — в памяти всплыло безразличие и молчаливое неодобрение родителей, язвительные замечания мужа и разбитый хрустальный кубок.
— Ни за что не поверю! — Десмонд энергично тряхнул головой, — Дар шепчущих — слишком ценен, чтобы его скрывать. А не распознать такой сильный, как у вас — невозможно! Ваша сила слишком очевидна.
— Для вас — наверное.
— Для всех. Как вы думаете, почему Гарет так подозрительно смотрит на вас?
— Боится, что я подсыплю вам в кубок какой-нибудь гадости? — рискнула предположить я.
— Нет, отмахнулся Десмонд, — Это привилегия Вивиан, она вечно пытается мне что-нибудь куда-нибудь подмешать. Он боится, что вы натравите на меня моих же собак, или же заставите моего вороного сломать мне шею.
— Замечательная идея! — буркнула я, — И как я сама до этого не додумалась? Вопрос только как это сделать…
— С помощью дара, — подсказал герцог, — Вам просто надо захотеть этого. Ну и приказать моему коню.
— После чего меня вместе с вороным сожгут вместе с вашим телом погребальной ладье?
— Может быть, — в серых глазах прыгали огоньки смеха. Похоже, сегодня разговор со мной действительно его забавлял. Меня это задело, поэтому я сказала, как можно суше:
— Не думаю, что мне бы это понравилось, так что ваш дядя может спать спокойно.
— Уже и это знаете? — миролюбиво протянул он.
— Он сам рассказал, — запротестовала я. Десмонд лишь хмыкнул в ответ. В воздухе повисло молчание. Избегая его взгляда, я взяла лепешку и начала отщипывать от нее маленькие кусочки, полностью сосредоточившись на этом занятии. Его рука легла поверх моей, он чуть сжал пальцы, заставляя меня прекратить свое занятие. Его голос был необычайно серьезен:
— Скажите, вы когда-нибудь видели свое лицо, когда садитесь на лошадь?
Тонкие длинные пальцы едва касались моей кожи. Тепло его ладони обволакивало мою кисть.
— Вы когда-нибудь видели себя со стороны в этот момент? — настойчиво повторил он, всматриваясь в мое лицо. Я вздохнула, пораженная скорее его прикосновением, чем вопросом. В моей памяти всплыли многочисленные записи тренировок и выступлений: пот застилает глаза, взгляд устремлен между ушей лошади, ноздри раздуваются, дыхание вырывается через рот, губы шепчут «не могу, не получается», пока тело действует по приказу тренера.
— Я догадываюсь, какое оно, — пробурчала я.
— Оно светится изнутри, — пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — Какой мужчина может вытерпеть это?
Я смотрела на него. Серый омут его глаз бережно подхватил меня, и мягко закружил, позволяя полностью растворится в нем, отдаваясь первобытной силе полета. В этой силе я чувствовала все: мощь северных ветров, безмолвие серо-розовых слоеных скал и торжество белых волн изумрудно зеленого моря. Меня переполняло пьянящее торжество летнего воздуха и величие волн, свобода этого полета, безграничное серое небо над головой, так напоминающее его глаза. Полет закончился так же внезапно, как и начался. Я вновь оказалась сидящей на лавке в кухне, счастливая и опустошенная после этого безумия. Десмонд, улыбаясь, смотрел на мое разочарованное лицо.
— Близится утро, — он кивнул на дверь. Я прислушалась. Замок начинал пробуждаться. Где-то в его глубине слышались первые шаги, приглушенные разговоры и скрип дверных петель.
— Первым всегда просыпается старый Олаф. Шаркая своими больными ногами, он спускается, чтобы погасить факелы в коридоре, — Десмонд, держа мои руки в своих, будто рассказывал мне сказку, — Затем наступает очередь сестер Бригитты и Берты — им надо приготовить завтрак для всех. Вместе с ними просыпается муж Берты Лутдах — ему ведь кроме него кто поможет его жене наносить воды на кухню, затем наступает очередь Гарета. Он умывается, приводит себя в порядок, и идет в комнату к пажам, чтобы лично проследить, что все мальчишки встали и приступили к своим обязанностям. Пажи разбегаются прислужить рыцарям. Как правило, самый смелый из них будит Алана, который всегда жутко ругается. Самой последней пробуждается Агнесс. Она долго нежится в своей кровати, поправляя кудри, чтобы встав, полюбоваться своим отражением заспанной красавицы…
Он рассказывал так, что я воочию видела и старого уже давно седого Олафа, кто всю жизнь посвятил сужению в замке и не мыслил своей жизни без него, потирая украдкой поясницу, он бредет по коридорам замка шаркающей походкой. Бригитта и Берта торопливо бегут на кухню, на ходу поправляя одежду. Тяжеловесный Гарет с грустью смотрит на нового пажа — семилетнего мальчишку, чьи золотистые кудри рассыпались по подушке. Мальчик очень напоминает ему его племянника в детстве. Еще миг — и он сурово крикнет этим всем мальчишкам встать, но сейчас он дает им небольшую поблажку, пусть досмотрят свои еще детские сны.
Женская фигура, завернутая в плащ, украдкой выскальзывающая из дверей спальни Алана, который спал крепким сном, широко раскинув руки. Чернокудрая красавица Агнес только заснула, всю ночь ворочаясь в мечтах о Филиппе. Виновник ее бессонницы, уже спозаранку крутящийся у полированного листа железа, используемого вместо зеркала, чтобы живописно разбросать свои локоны по плечам. И сам хозяин замка, каждое утро будто вор пробирается на кухню, чтобы побыть в одиночестве…
