— Десмон! — рев Гарета ворвался в наше сознание, шквалом сметая все, звук тяжелых шагов стремительно приближался. Десмонд тихо выругался и повернулся, заслоняя меня от любопытных взглядов. Дверь распахнулась. Массивная фигура Гарета заполнила весь проем.
— Гарет, — герцог почти отдышался, — Ты меня искал?
— Это ты меня искал! Велел прийти в библиотеку, где тебя не оказалось! — возмутился его дядя, — И теперь я должен обыскивать замок!
Он осекся, затем его губы расплылись в ухмылке:
— Вот оно что!
Дессмонд с досадой посмотрел себе под ноги, за которыми виднелись складки моего платья.
— Встретимся у меня, — голос герцога звучал резко. Гарет, не обращая внимания на интонации, попытался заглянуть племяннику за плечо, но тот плотно закрыл меня.
— Ладно, ладно, ты не торопись, — глумливо подмигнув, Гарет закрыл за собой дверь. Десмонд прошел по залу, подняв мечи и расставляя их по местам, только после этого он посмотрел на меня, его лицо было мрачным.
— Это… — его голос чуть дрогнул, — Это было не правильно. Я прошу прощения, за неподобающие вольности, миледи.
Не дожидаясь ответа, он вышел, тихо закрыв за собой дверь. Я опустилась на пол, и закрыла лицо руками. Губы горели от поцелуев, сердце бешено колотилось, руки дрожали. Поступки герцога не поддавались никакой логике. Я чувствовала себя соломинкой, которую кружит в сильнейшем водовороте событий. Никогда до этого поцелуй не вызывал у меня такого смятения мыслей. Неужели это и есть та магия крови, о которой мне говорила Агнесс. Я сдавила пальцами виски, пытаясь найти хоть кроху душевного равновесия. У нас с Десмондом нет ничего общего. «А как же этот поцелуй?» — подсказал ехидный демон разума. Да поцелуй… Что ж, он сам признал, что это была ошибка. Я провела пальцами по слегка опухшим губам, стремясь стереть воспоминания о нем, затем решительно встала, не хватало еще простудиться, сидя на холодном полу.
К вечеру вездесущая Бетани сказала, что герцог опять уехал «очень внезапно». Что ж, баба, как говорится с возу… Но какая-то часть меня сожалела о его отъезде. Следующие несколько дней стали похожи один на другой: большую часть времени я проводила на конюшне, выезжая лошадей, тренируя оруженосцев или просто добродушно споря с Бринном, после обеда я помогала Вивиан в ее кладовке или в огороде и все время избегала чересчур пристального внимания Алана, переводя все в шутку. Иногда, когда выпадала свободная минутка, я поднималась на стену замка, под недоуменные взгляды стражников посмотреть на пустынные холмы, покрытые вереском. Где-то там, на другом конце острова в это время Десмонд сидел у костра, задумчиво глядя на огонь. Гарет что-то выговаривал ему, но герцог не слышал, грустно усмехаясь своим мыслям. Затем он резко ответил, оборвав дядю на полуслове, встал и зашагал вдоль берега моря. ветер дул ему прямо в лицо, капли дождя струились по мокрым волосам, стекая за воротник рубашки. Он был очень одинок и расстроен. В этот момент мне хотелось подойти к нему и сказать что-нибудь, совершенно бессмысленное, чтобы увидеть, как его глаза из черных вновь становятся серыми, а уголки губ подрагивают в улыбке. Мое запястье полыхало серебром, и жаркая боль вновь возвращала на стену замка.
Тем временем в воздухе витало предпраздничное напряжение. Слуги сновали между кладовыми и кухней, пополняя запасы неугомонной Берты. Вивиан поселилась в замке, зорко следя за служанками, начищавшими замок до блеска.
Все эти дни Агнесс почти не выходила из своих комнат, говорили, что она заболела, но при этом она упорно избегала Вивиан. Знахарку это не беспокоило:
— Если человек не хочет помощи, то бессмысленно навязывать ее, — ответила она мне, — а Агнесс ненавидит меня очень давно.
— За что?
— Она считает, что именно я была виновата в том, что старый герцог охладел к ее матери, — Вивиан задумчиво посмотрела куда-то вдаль, вспоминая что-то, доступное только ей, — Он ведь так и не женился на ней. Агнесс никогда мне этого не простит.
— Она так любила мать?
Вивиан хмыкнула:
— Нет, но у дочери наложницы меньше шансов стать правителем Оркнейских островов. Бонны никогда на это не пойдут.
— Но почему Десмонд не выдаст ее замуж?
— А кому нужна капризная девчонка, дочь рабыни? Да и сама Агнесс никогда не примет выбор брата.
— Разве это имеет значение?
— Конечно. В Отличие от Рима женщины здесь вольны отказать тому, кого выбрал им глава рода. Правда и глава рода может не принять выбор женщины.
— И что тогда?
— Тогда, она, как и Агнесс сидит дома и портит настроение окружающим.
— Но она очень красивая. Неужели к ней не сватался никто, кто мог бы привлечь ее?
— Айрин, для женщины в наши времена главное не красота, а происхождение и приданное. Брачный союз — это союз семей, земель и кланов. Такие жнщины, как Агнесс годятся разве что для бастардов или младших сыновей. Но ее мать была дочерью вождя и по доброй воле отправилась с герцогом. Поэтому по законам пиктов она — законная дочь и более того, наследница. Выдать ее замуж за какого-нибудь бастарда значит оскорбить пиктов. Они этого не простят. Одно время старый герцог намеревался выдать ее замуж за Филиппа, но…
— Но? — нахмурилась я. Вивиан посмотрела на меня, в ее глазах заблестели слезы:
— Он погиб. Был растоптан кабаном на охоте. …Проклятая Моргана…
Она кивнула и замолчала, погрузившись в воспоминания. Молодая женщина летит по коридору в объятия любимого, он подхватывает ее и, смеясь, кружит, а затем крепко целует в губы. Когда он отстраняется, их слегка шатает. Не сговариваясь, они берутся за руки и ускользают в ближайшую спальню. Маленькая темноволосая девочка наблюдает все это из-за угла. Радостный шепот, перемежаемый поцелуями, стоны и вскрик — она слышит это все. Длинные тонкие пальцы впиваются в камень, выступающий из стены. Её губы кривятся в презрительной улыбке. Она ускользает прежде, чем любовники, все еще тяжело дыша, выходят из спальни. Ее карие глаза горят злым блеском. Они никогда не узнают, что она был там.
Я вздрогнула и обнаружила, что вновь сижу напротив задумчивой Вивиан. Знахарка, все еще витая в воспоминаниях, задумчиво теребила кончик косы, переброшенной через плечо.
— Десмонд не похож на отца?
— Трудно сказать. Его отец никогда не был столь замкнутым. Если он гневался, об этом знал весь замок… когда он смеялся — все тоже знали. С его сыном все гораздо сложнее. Я никогда до конца не могла понять, что у этого мальчишки на уме, даже в детстве, когда он днями пропадал в вересковых пустошах. Впрочем, это была и моя вина — слишком уж мы с его отцом были увлечены друг другом.
— Ты была счастлива? — я поневоле задала этот вопрос.
— С герцогом, — она вздохнула и поправила себя, — со старым герцогом, я была безумно счастлива.
— Поэтому ты так не любишь оставаться здесь?