— До краев. Надо пораньше лечь, нехрен засиживаться.
Обида Романа, подогретая алкогольными градусами, усилилась.
— Не хочешь со мной говорить?
— Говорим же, — безразлично пожал плечами Николай.
— Я и не собирался с тобой оставаться, — заявил Роман, когда содержимое стакана перекочевало в желудок и улеглось там. — Мы теперь сами по себе. И Алена сама выберет, с кем она теперь будет.
— Не будет она выбирать.
— Это еще почему?
— Потому что я ее заберу, — сказал Николай. — С тобой она пропадет. Ты ей в спутники не годишься.
— Посмотрим! — запальчиво возразил Роман.
— Ты набрался. Давай укладываться.
— Я ее люблю!
— А я нет, — сказал Николай. — Но спасу ее, в память о прошлом. Тебя — нет. О тебе у меня другие воспоминания. Нехорошие.
Все услышанное с трудом укладывалось в голове у Романа, но, когда наконец улеглось, сформировалось и выстроилось, он сказал:
— А я вот возьму и никуда не пойду завтра. Зачем я вам сдался? Вы и без меня справитесь.
— Поздно, — отрезал Николай.
— И что ты мне сделаешь, если я откажусь? Убьешь, может?
Роман уставился на товарища, почти желая, чтобы тот набросился на него. Дружбы у них все равно не получилось. Слишком глубокий и болезненный клин был вбит между ними.
— Не зря я не хотел с тобой пить. — Николай встал. — Давай спать.
— Ты не ответил.
— Если бы хотел, давно бы убил.
— А если я все же откажусь? — не унимался Роман.
— Ты не откажешься.
— Почему это?
— Потому что не бросишь Алену. У тебя ведь на нее виды, верно? — Николай усмехнулся, щуря зеленые глаза. — Нет никакой необходимости тебя убивать.
Роман тоже прищурился:
— Ты ведь тоже ввязался в эту историю не только из-за денег. Из-за Алены, да? Чтобы навсегда привязать к себе, я прав? Повязать кровью, взять в бега, а потом никуда не денется. — Роман выставил перед собой палец, как будто ствол пистолета направил. — Но я тебе не позволю, понял? И никуда я не денусь. Ты меня не запугаешь.
Николай поднял руку. Роман напрягся, но последовал не удар, а пренебрежительный взмах, отбросивший указательный палец.
— И это все?
— На сегодня — да.
Николай вышел. Роман остался сидеть, тупо глядя на оконную занавеску. Впервые ему пришло в голову, что у савана и свадебного платья есть много общего. К чему бы это?
16 декабря. День. НИИ «ВТОРЦВЕТМЕТ»
Трижды объехав комплекс зданий, примыкающих к институту, Николай загнал джип в зазор между снятым с колес грузовиком и кирпичной стеной без окон.
— Далековато будет, — с сомнением произнес Роман.
— На камеры не попадем, — лаконично пояснил Николай.
— А если кто-нибудь запрет? Поставит машину вот так, — Роман показал, — и перегородит выезд.
— Не перегородит. — Николай вручил товарищу моток желтой предупредительной ленты. — От столба до того дерева. И эту штуку подвесим.
Он показал табличку с надписью: «ОСТОРОЖНО! ВЕДУТСЯ РЕМОНТНЫЕ РАБОТЫ».
— Где взял?
— Там, где велись ремонтные работы.
— Ты как будто всю жизнь грабежами занимался, — сказал Роман.
— Нет, — возразил Николай. — Это первый.
Огородив территорию возле джипа, они достали из багажника металлическую стремянку, сумки, оранжевые жилеты, перепачканные краской ведра и обогнули здание.
— Третье от угла, — сказал Николай, показывая глазами на окно, наполовину закрашенное белой краской.
Рама была деревянная, облупленная, каких уже не много осталось в память о безвозвратно прошедших временах, когда каждому было известно, что такое форточки, для чего из них вывешивают зимой продукты в сетчатых сумках, как нарезать из газеты бумажные полосы и чем клеить их к рамам, чтобы сквозь щели не дуло.
— А что если кто-нибудь взял да закрыл окно? — предположил Роман.
Он не нервничал и не боялся, он просто хотел показать, что тоже кое в чем разбирается, однако и здесь у Николая был готов ответ:
— Не закроют. Я одну ручку отломал, а вторую скособочил.
— Могли вызвать слесаря.
— В выходные?
— Ты был в институте в пятницу, — не сдавался Роман.
— После обеда, — уточнил Николай. — Пятница-развратница. В таких заведениях по пятницам пьянки и обжимания по темным углам.
— Откуда ты знаешь?
— Я вырос в семье работников умственного труда, если ты помнишь.
Разговаривая, они занимались делами: натягивали жилетки и каски, устанавливали стремянку, сносили к ней вещи.
— Каски зачем? — усмехнулся Роман. — Мы же не строители, не монтажники.
— Людям все равно, — сказал Николай. — Им главное образ. Они и головы не повернут в нашу сторону. В этих нарядах мы все равно что невидимки.
— А видеокамер здесь нет?
Роман задрал голову, придерживая каску. Нужное окно находилось на уровне второго этажа, а ниже тянулся высокий цоколь с огрызками кирпичей, проклюнувшихся сквозь штукатурку. Вдоль стены снег был испещрен коричневыми кучками и желтыми дырчатыми разводами.
— Эконом-вариант, — сказал Николай, карабкаясь наверх по лестнице. — Подай ведро. И кисть.
Они вели себя так, словно никакого конфликта между ними не было. Прохожих на улочке было мало, они шагали по своим делам, не обращая внимания на двоих работяг, занимающихся какими-то своими делами. Окно открылось без помех. Забравшись туда, Николай принял у Романа вещи, а потом они вдвоем затащили наверх стремянку, сложили и вынесли из мужского туалета в коридор.
Тут надо было соблюдать особую осторожность, потому что в тишине пустынного здания каждый звук отдавался эхом. Николай подпрыгнул и чуть не сжег взглядом Романа, в кармане которого защебетал мобильник. Он схватил товарища за шкирку, втолкнул обратно в сортир и показал кулак:
— Я же предупреждал, придурок! Отключи!
— Это Алена.
В знак оправдания Роман показал светящийся дисплей.
— Другого времени не нашли, — процедил Николай, отворачиваясь.
Разговор занял не больше полминуты. Роман обронил пару «угу», помолчал и, не пряча телефон, обратился к Николаю:
— Она спрашивает, ничего не отменяется? Ей идти к Переверзину?
Лицо Николая было бесстрастным, как белая стена за спиной.
— Если она сама не передумала.
