* * *
— Попались в простейшую ловушку! — жаловался Боря. — Хлебников приметил деревянную будочку с двумя дверками: на одной «М», на другой «Ж». Зачем-то захотел он войти в обозначенную буквой «М». Удержать его не было никакой возможности! Я и Коля остались ждать снаружи. Всё нет и нет его. Василий Васильевич, вы не знаете, что за будочка?
Розанов с горечью ответствовал:
— «М» это, понятное дело, масоны…
Бугаев с нарочитой наивностью поинтересовался:
— А буква «Ж» кого значит?
— Лучше вам, Боря, не касаться этого. Дело фантастическое, страшное. Боря, вы, я гляжу, не особенно расстроены провалом своей охранительной миссии? Так как на самом деле произошла беда?
— Мой недогляд, — признался меньшевик. — Пока Боря считал птичек, я смывал в фонтане попытку марсианина вычислять у меня на коже.
Василий Васильевич схватился за голову. Запамятовал приобрести для подопечного тетрадку…
— Тут Хлебникова в пролётку втянули и были таковы, — закончил Вольский.
— Не помог марсианину маскировочный раскрас индейцев… Что ж вы в кондитерскую не пошли? — в отчаянии бросил Розанов.
— Так вы денег оставить забыли…
Скорбное молчание нарушил единственный не испытывавший сожаления по Хлебникову — Флоренский:
— Хочу повиниться перед вами, Василий Васильевич. Вы были правы, заявляя о существовании связи между книгой «Принцип философскаго языка» и трудом по устройству водопроводов и канализации.
— Павлуша, — Розанов со слезами на глазах раскрыл объятия. — Что это вы курите? — изменившимся голосом спросил он. — Не моя ли сигаретка?
— С чего вы взяли?
Щурясь, писатель проговорил:
— Точно, и номерок, который я давеча булавкой процарапал, вы ещё не успели испепелить.
Флоренский судорожно затянулся, сигарета укоротилась на ноготь, а вместе с этой длиной исчезла и помета.
— Какой такой номер? — вопросил с искренним удивлением в голосе.
— На здоровье, — сардонически ответил Василий Васильевич.
Вольский решил, что отныне будет отсыпать у писателя из кисета табачок и самолично завёртывать в бумагу.
Бугаев подумал, что, к счастью, не всё поддаётся учёту и нумерации.
Добив сигаретку, Павел Александрович продолжил:
— План московской канализации пестрит фразами на философическом языке. Точки, отмеченные значками, как бы образуют «пунктир» пентаграммы. Очевидно, чертёжники хотят нанести эти заклинания на стены канализационных протоков, чтобы превратить московскую канализацию в великанскую пентаграмму. Я сумел разглядеть лишь часть надписей. Не понимаю, чему они служат целокупно, но очевидно: Линцбах намерен подчинить Москву!
— А зачем Москва?.. — спросил Бугаев. — Она — ещё не вся Россия.
— Москва да Петербург — и есть вся Россия! — с жаром воскликнул Василий Васильевич. — Возьмёт чертёжник Москву… С Третьим Римом можно и Северную Пальмиру одолеть. Губернии сами в кузовок свалятся.
Вольский встрепенулся:
— Сказки всё это! Не заработает у них пентаграмма!
— Сказки или нет, — рассудительно начал Василий Васильевич, — а надо пресечь. Не задастся у чертёжников оккультная работа, так они от злости бомбами в губернаторов и прочее начальство начнут швыряться. Лучше уж мы пентаграмму сотрём — пускай оккультисты, от нетерпения дрожа, новую рисуют. А в драку постараемся не ввязываться: придём по-посольски, уйдём по-английски.
— Это правильно, что вы не расположены спасать сектанта, — удовлетворённо заметил Флоренский.
— Да ведь это же самая главная цель предстоящей вылазки! — вскричал Розанов, топнув ногой. — Как вы не понимаете… Une bonne action n’est jamais sans récompense! Добрый поступок не останется без вознаграждения!
Вольский отчего-то стал пунцовым.
— По мере постижения всякого искусственного языка и отвыкания от естественного, боговдохновенного, человек приоткрывает свой разум бесам, — невозмутимо рёк Флоренский. — Вследствие этого Хлебников безнадёжен и опасен. La caque sent toujours le hareng — горбатого могила исправит.
— Хлебников не более чем corbeau blanc, белая ворона, — возражал Василий Васильевич.
Меньшевик, нервно сжимая кулаки, выпалил:
— Прекратите уже!..
На мгновение всеобщие взоры обратились на него, а потом Флоренский возобновил дискуссию:
— Но куда страшнее Линцбах, этот чертёжный травматург…
— Травма… Что? — переспросил Вольский.
Флоренский начал презрительно кривиться, но тут вклинился Боря, чем спас присутствующих от выслушивания многословных объяснений:
— Паша, вам зрительная труба понадобится, чтобы прочитать философические письмена.
Клятвенно заверив друзей, что вернётся, Боря понёсся на Арбат, и спустя тридцать минут вручил Флоренскому театральный бинокль, представ перед друзьями в макинтоше и калошах.
Розанов ему подмигнул:
— А-а-а, вы тоже услыхали, что погода обещает испортиться?
— Непременно испортится, — согласился Бугаев. — Нашими объединёнными усилиями. В полдень будет дождь: чертёжная братия прольёт слёзы.
— Мне кажется только, что ботики лишние.
Боря отвечал невозмутимо:
— Для законченности образа.
Остановившись в виду чертёжного дома, Розанов тревожно сказал:
— Друзья, бойтесь чертёжных треугольников и лекал! Судя по всему, это опасное оружие.
Вольский только хмыкнул.
* * *
Запястья и щиколотки Хлебникова находились в струбцинках, установленных на длинные перекрещивающиеся коленца чертёжного устройства.
— Удобно вам в зажимчиках? — заботливо спросил Якоб Иоганнович. — Заводской пантограф много лучше всякой дыбы. Хорошо закреплённого человека можно вытянуть как душеньке угодно, — Линцбах подправил винт, от чего Хлебников зашипел.
— А знаете, я ведь по вам скучал. Ваша идея называть человеческие органы по номеру недели, в которую появляется соответствующая складка на зародыше, — гениальна! А музыкальный язык!.. Куда там «сольресоли» француза Сюдра! Удивительная скорость отвыкания новичков от русской речи есть только ваша заслуга! Вы нам необходимы! Некоторые из возникающих задач требуют работы вашего ума. До 1917 года ещё остаётся время произвести определённые усовершенствования. Я предлагаю возобновить сотрудничество.
Линцбах достал из кармана футляр, высвободил из фетрового плена серебрянную готовальню и раскрыл в ладонях, выбирая более подходящий для пытки инструмент.
— Что вы молчите? Хотите я вам зубы по очереди продырявлю циркульной иглой? Впрочем, это фантазия. Не буду я тупить о вашу зубную эмаль иглы из карманного набора. В Артели найдётся много добровольцев на вас потренироваться — сие умение будет скоро в почёте. В каждом средней величины городе имеется хотя бы одна чертёжная мастерская, а в ней — пантограф для копирования чертежей. В каждом городе нам готов штаб. А ещё в каждой мастерской — душевая, ведь профессия чертёжника — не самая гигиеническая, помните? А после того, как сработает пентаграмма, окажется самой негигиенической. Существование многих господ станет неуместным… Кровь будем спускать в душевых. Верите ли, Те, кто за мной полагают упаковывать тела в Ватманскую бумагу. А я так скажу — не хватит нам запасов ни Ватманской, ни рольной, ни любой иной бумаги, — Якоб Иоганнович задумался на мгновение: — Вот у меня рубаночек для очинки покоробившихся линеек. Пройтись им, острастки ради, по вашей шкуре, срезать плесневелую хлебниковскую корочку? Или не стоит? Ну, скажите: «Не надо».
