С менее легким сердцем я выступил 4 июня к Олецко. Через несколько дней я встретился со своим полком и 14-го во второй раз вступил в герцогство Варшавское. В Вирбаллене нам еще на несколько дней был дарован отдых, который был использован для реквизиции продовольствия в окрестностях. По приказу Наполеона каждый полк обеспечивал себя продовольствием на 23 дня. Усиленные команды рыскали по всей этой части герцогства Варшавского, обыскивали дома, забирали все найденное из продовольствия, оставляя жителям лишь 8-дневный запас. Я тоже был с одной из таких безобразных команд, и меня до сих пор охватывает дрожь при этом воспоминании. Через 8 дней, при переходе через Неман, большая часть награбленного была оставлена — не знаю, по верховному ли приказу или по настоянию французского комиссара, — но точно известно, что они потом продали эти огромные припасы за большую сумму
.
18 июня большая армия стала собираться ближе друг к другу, большие массы войск продвигались к берегу Немана. Небольшой прелюдией стал войсковой смотр дивизионным генералом Монбреном примерно 10 000 кавалеристов у Мариамполя. Но еще в тот же день мы полагали, что будем открывать поход, поскольку несколько часов продвигались вперед на резвой рыси. 22 и 23 июня необозримые плотно слитые массы двинулись наконец-то по широким равнинам полным ходом к пограничной реке и ждали лишь сигнала к переходу. Уже на протяжении нескольких дневных переходов французская армия отметила свое продвижение грабежом и опустошением бедной страны — что же должно было быть теперь, в земле неприятеля?
Вечером 23 июня в часе пути выше Ковно были беспрепятственно наведены 2 понтонных моста, и несколько кавалерийских полков стали переправляться на тот берег.
24 июня утром с рассветом начался переход Великой армии через роковую реку. Было великолепное утро; но после обеда горизонт обложила ужасная гроза и пошел ливень. За два дня, включая ночи, в течение которых полки и корпуса все время теснили друг друга, переход был завершен.
Дивизия генерала Ватье де Сент-Альфонса в авангарде армии продвинулась за 2 1/2 дня через Румзишки и Цисмори до Собилишек на полпути к Трокам. Показывавшийся там и сям в незначительных количествах неприятель быстро ретировался, не желая попытать счастья [в сражении] с нами. Вечером 26-го неприятель показался в значительных количествах, но увидев нас, готовых к атаке, вскоре повернул назад. 27-го армия стала концентрироваться для сражения у Вильны с российской армией, но русские лишь сожгли главные магазины в Вильне, разрушили мост через Вилию и позволили Великой армии почти без потерь вступить 29-го в Вильну. Отсюда по двум дорогам Великая армия устремилась вперед со всей возможной быстротой, чтобы догнать бегущих русских, которые отступали к Динабургу. Наша дивизия придерживалась боковой дороги, которая идет через Видзи и Браслав. Легкая кавалерия неприятеля создавала почти ежедневно видимость, что хочет остановиться, и вступала в мелкие стычки с нашей; потери с обеих сторон были незначительными, но русские достигли своей цели — задержать наше продвижение. У Свинцян 4 июля должна была быть дневка, и вот тут русские напали, что лишило нас по меньшей мере половины пользы от дня отдыха.
5 июля очень рано корпус снова выступил и через 1/2 часа нагнал намеренно неспешно отступавшего противника. Атака должна была вскоре начаться, но еще скорее большая часть русского арьергарда отошла, расставив часть своих застрельщиков справа и слева от дороги, насколько это позволяла местность.
При непрерывной перестрелке и с отдельными вылазками со стороны русских через 5 часов, очень вымотанными, мы подошли к высоте рядом с деревней Давгелишки, на которой генерал Витгенштейн и герцог Александр Вюртембергский заняли позицию, представлявшую из-за болотистого ручья перед ней, множества болот и густого кустарника значительные трудности для нападения.
Король неаполитанский, возглавивший 2 дня назад весь кавалерийский корпус, сначала переставил нашу бригаду вперед во главе атаки, под хорошо организованный артиллерийский огонь неприятеля. Но когда он увидел сложности местности, он дал приказ к отступлению, чтобы дать людям и лошадям сначала возможность собраться с силами и для более точной рекогносцировки неприятельской позиции. В течение этого времени партия стрелков сдерживала натиск неприятельских легких войск. Атака была назначена на 4 часа пополудни. В скупых, но убедительных выражениях полковник фон Вальдбург призвал свой полк проявить храбрость, сравнив сегодняшний день с днем Линца
, — и ни один человек не сомневался, что русская батарея будет взята. Во главе бригады полк герцога Луиса обогнул болото по непроходимым зарослям, снова вышел на шоссе, на полном галопе под сильнейшим огнем русских по мосту через ручей двинулся к подножию неприятельской высоты и построился к атаке. Русская артиллерия быстро ретировалась, к отражению атаки приготовился драгунский полк. Он не выдержал напора вюртембержцев и был принужден немедленно отступить. То же произошло и с другим полком, но третий выстоял и отбросил наконец бравых кавалеристов, напрасно ожидавших сикурса. Это вынудило отступить и 4-й эскадрон полка (где был я), который, прикрывая правый фланг, прогнал несколько эскадронов казаков. Хотя теперь прибыли, наконец, и 2 других полка из бригады, но было уже поздно. Так что плодами смелой атаки были лишь несколько захваченных солдат и лошадей, при том, что с нашей стороны попал в плен обер-лейтенант принц фон Гогенлоэ. Русские, впрочем, предпочли не ждать второй атаки и быстро ретировались. Полчаса спустя король неаполитанский устроил полку смотр и, объезжая фронт, поздравил его возгласом: Foudre, vous avez bien chargé!
Он обещал много наград, которые, однако, не состоялись. В этот и следующий день было очень много перебежчиков, все из русской Польши.
Наши потери в этот день были незначительными — тем более были заметны большие потери у русских в людях и особенно в лошадях. Эта стычка, кстати, снова убедила нас в том, что русские могут держаться, если захотят.
Из-за восстановления нескольких сожженных мостов через день была дневка в Давгелишках, а 8-го у Видзи. Лишь небольшие партии легкой кавалерии можно было отослать для рекогносцировки местности и неприятеля. 10-го мы достигли Браслава, примерно в 1 1/2 дневных маршах от Динабурга.
После еще одной дневки, устроенной, очевидно, из-за неизвестности о силах неприятеля, мы отправились направо к Друе и 13-го вечером прибыли в окрестности этого города и Двины. На следующий день русский кавалерийский корпус, тесня который мы вошли сюда, покинул Друю. Так как было неизвестно, куда он направляется, и еще менее, какова его мощь, дивизия отошла обратно к Икасне, была там усилена 2-й дивизией и через день снова подошла к Двине. До 20 июля включительно делались демонстрации вверх и вниз по Двине, пока большая армия не собралась вместе у Дисны — с целью скорейшего преследования главной армии неприятеля, которая с оставлением шанцев в Динабурге отказалась от своего (действительного или мнимого) плана отступления в Ригу и направилась теперь по дороге в Полоцк, откуда ей еще были открыты пути в Петербург и Москву, и с целью принудить ее, где бы ни представилась возможность, к решающему сражению.
21 июля мы присоединились у Дисны к большой армии, а через день кавалерийский корпус примерно в 18 полков должен был быть переправлен на правый берег Двины. До сих пор русская армия отступала, не ввязываясь в сколько-нибудь значительное сражение. Редкие перестрелки с ней не могли сообщить ходу событий иное направление. Некоторые из желавших драться в нашей армии опасались, что мир будет заключен прежде, нежели русские будут вынуждены принять хотя бы одно сражение.
