Вернувшись домой, я иду в душ, смываю с себя цвет животных парка Мкомази. Стекающая с меня вода окрашивает пол душевой в оранжевый цвет.
[письма Карен]
21.9.1930. Дорогая матушка… Я провела два совершенно изумительных дня: в прошлый четверг приезжал Денис и уехал только вчера… Вчера мы летали: я не знаю, что может подарить мне большее счастье, чем полет с ним вдвоем над Нгонгом. Африку следует увидеть с воздуха – только так увидишь ее бескрайнюю равнину, игру света и тени над ней… Денис хотел попробовать некоторые фигуры и перевернул машину набок несколько раз. К счастью, я была привязана…
В мае 1930 года Денис написал из Англии, что подыскивает себе самолет, на котором он смог бы приземлиться на лужайке Карен со стороны Нгонга. В сентябре Денис прибыл на новом аэроплане, названном «Нзиге», кузнечик (кстати, до сих пор рядом с домом Карен проходит дорога Нзиге Роуд, проложенная там, где Карен и Денис обычно сажали свой самолет). В свой первый совместный полет они пролетели над холмами Нгонга, осмотрели сверху кофейные плантации, дома африканцев, распугали зебр и импал. Позже иногда они поднимались в воздух на пятнадцать минут, так что к их возвращению кофейник не успевал остынуть, а иногда улетали за озеро Натро, или в Найвашу, или на побережье до Такаунгу, чтобы провести уик-энд вдвоем. Денис сказал, что самолет он купил только для того, чтобы показать Карен Африку с воздуха, а Карен казалось, что, поднявшись в воздух, она наконец все осознала в полной мере. И действительно, в те времена (до программ о природе) полет не мог не казаться чем-то невероятным: они впервые увидели всю бескрайность африканской равнины.
[письма Карен]
12.10.1930. Дорогая Эллен… Я почти каждый день летаю с Денисом… Теперь я знаю, что чувствуют ангелы.
Это были их последние счастливые мгновения.
До сих пор я следила за Карен из-за границы. Признаться, Кения – не самое привлекательное место. Я слежу за новостями с нарастающим беспокойством. По причине угрозы новых террористических атак в Найроби рекомендовано избегать посещения торговых центров, международных отелей, пользоваться такси, заглядывать в трущобы, посещать собрания или перемещаться в час пик и в выходные. И что остается? Проблема в том, что обратный рейс у меня в любом случае из Найроби.
Сейчас я сижу в автобусе на трехполосной автостраде по направлению к Найроби среди бесконечной вереницы грузовиков. Вокруг заводы, из труб которых валит черный дым, на краях дорог – припаркованная тяжелая техника, автомастерские и развалы. Воздух насыщен выхлопными газами и запахом странных химикатов. Промышленность, транспорт, автомобили, загрязнения, количество людей – все в совершенно иных масштабах, нежели в Танзании, и все валится на меня, оглушает.
И тут не до идиллии, но сюда надо приехать, если собираешься найти для себя Карен.
После Мкомази я провела последние дни у Олли с Флотеей, готовясь вернуться домой. Настирываю одежду в ведре. На ней такое количество пыли из саванны, что даже после третьего полоскания вода окрашивается в оранжевый цвет. Сходили с Флотеей прикупить домой сувениров, себе подбираю несколько кикой
[22], хотя и приходится отдать за них минимум в два раза большую сумму. Подруга Флотеи Приска подобрала для меня на свой вкус платье: еще вначале я упомянула, что мечтаю о канге простых тонов, но она решила, чтобы было представительно, так что теперь я смущенная обладательница костюма в стиле «Мама Африка», включая головной убор. Флотея отводит меня к портнихе подогнать под размер. Женщина на педальной машинке справляется за час и берет за работу 1000 шиллингов (сорок центов).
Мы еще раз выходим на прогулку, съедаем по порции супа в окружении тучи мух, и я набрасываю в записной книжке интересные кадры, которые снимать уже неохота. Возле глинобитного домика сидят в ряд женщины – все в разноцветных платьях канга и красных шерстяных шапочках. В вечернем освещении они выглядят совершенно потрясающе. Запечатлеваю их суровые бронзовые лица и отправляю в фотоархив моей памяти к остальным «снимкам».
Вечером лежу на диване в своей канга и футболке. Вместе с Олли отсматриваем еще пару документальных фильмов об Африке из его коллекции. Тут же вертится радостная Мишель, периодически выкрикивая приветствие по-фински. Флотея одета в шерстяные носки и флисовую кофту. Она варит имбирный чай – говорит, что он помогает согреться, ведь зима не за горами. Я говорю, что, если бы не были куплены обратные билеты, я вполне могла бы остаться здесь насовсем, на что Олли замечает, что тогда мы смогли бы снова отправиться в Мкомази. У меня такое чувство, будто я частичка этого чудного семейства. И кроме того, мне бы не пришлось делать выбор между львами и семейной жизнью: вот семья, а львы там.
В последний день я просыпаюсь в половине шестого утра. Помня, что мне предстоит целых шесть часов езды на автобусе, Флотея поднялась в четыре, чтобы приготовить мне курицу и картофель фри. Я пытаюсь втолковать ей, что мне достаточно и одного окорочка и что я ни в коем случае не возьму с собой целую курицу. Флотея вся в слезах со вчерашнего вечера из-за моего отъезда, так что настроение невеселое. Она спрашивает еще раз, неужели я не могу отменить свой рейс и остаться здесь навсегда. Я уверяю ее, что и мне этого хочется больше всего.
Потом Олли отвозит меня в Арушу к отелю «Импала», откуда отходит мой рейс в Найроби. В микроавтобусе я оказываюсь единственной белой пассажиркой. Скажем, я ошибочно предполагала, что случится шумная и хаотичная поездка в переполненном транспорте, но все не так: в салоне царит полнейшая тишина, автобус двигается точно по расписанию.
Через два часа останавливаемся на кенийской границе. Повсюду толпы стоящих в очередях людей, желающих заполучить отметку в смятую, полуистлевшую, едва не разваливающуюся бумажку, представляющую собой их удостоверение личности. Я встаю в очередь на паспортный контроль на танзанийской стороне, и вдруг звонит мой телефон. Отвечаю. Сквозь треск откуда-то издалека я слышу знакомый голос: «Принято решение о выделении тебе гранта, поздравляем!» И дальше Олли в возбуждении зачитывает найденную им в Интернете информацию. Я пересекаю границу с Кенией.
Место моего размещения в Найроби находится далеко от центра, в части города, названной в честь Карен, в нескольких километрах от ее дома. Кроме меня, здесь нет проживающих, все остальные отменили бронирования в страхе перед терактами и по причине запрета на въезд в страну. С портье мы договариваемся, что завтра мне предоставят водителя (говорит, что обращаться к обычным таксистам здесь небезопасно, а пешком идти – даже речи быть не может). После этого я заношу свои вещи в огромный холодный номер. На ужин съедаю твердый, как подошва, кусок баранины в пустом зале ресторана. Ощущение не слишком приятное, но что еще можно получить за такие деньги?! Моих денег не хватает на распрекрасные мечтания о Карен Бликсен, которые стоили бы 500–600 евро за ночь. Кроме этого стоит холод и идет дождь. Такая же погода по прогнозам простоит следующие три дня.
