Совестно и жутковато. Изучение улиц с помощью Интернета смахивает на сталкерство, будет ужасно, случись Яёи узнать об этих моих забавах: мол, сидит тетка в номере токийского отеля и изучает мои потенциальные мешки с мусором. А что, если она наблюдает за мной из какого-нибудь окна? Это я там или нет? Закрываю страницы. Стыдно. Совершенно ясно одно: я в большей степени на одной волне с женщинами, умершими минимум сто лет назад.
Яёи и Джорджия встретились единственный раз. Однажды в 1961 году 74-летняя Джорджия появилась без предупреждения в студии Яёи в Нью-Йорке. Ты, полагаю, Яёи, сказала она. Как дела? По воспоминаниям Яёи, у Джорджии было невероятно морщинистое лицо, ей никогда раньше не приходилось встречать человека с такой изборожденной кожей. Она даже хотела сделать общий снимок, но в фотоаппарате кончилась пленка (конечно), и времени идти покупать новую не было. Да и Джорджия спешила.
Нет ни одной фотографии, где они вместе. Встречи ночных женщин никогда не проходят так, как запланировано.
Все же без зазрения совести и даже не выглядя слишком назойливой, я могла бы отправиться в родной город художницы Мацумото в Японские Альпы.
Уже перед городским музеем можно увидеть следы Яёи: во дворе возвышается инсталляция, собранная из гигантских тюльпанов в кружочек, а перед входом стоят украшенные красными кружками автоматы с питьевой водой, продающие кока-колу в баночках в красный же кружочек. Внутри музея перила в красный кружок ведут к выставке, где кружочкомания только продолжается. Оставляю Яёи послание на автомате газированной воды.
Решаю заночевать в старинном дешевом рёкане
[49] на краю канала. Гостиницу содержат пожилые женщины, они подают на завтрак соленую речную рыбу на гриле вместе с супом мисо, пикулями и рисом. Принимаю ванну в деревянной офуро с крышкой. Вода настолько горячая, что мне хватает короткого погружения. Гуляю по улочкам старых кварталов и размышляю о том, где бы мог находиться дом ее детства; сижу в павильоне для наблюдения за луной ближайшего замка самурая. Он возведен так, что луна открывается смотрящему на нее три раза: с неба, в виде отражения с поверхности воды в канале и из чашечки саке. Вечером иду в японский трактир идзакая. Повар готовит прямо за стойкой все, что я попрошу: шашлычки якитори, куриную кожу, овощи в соусе васаби, жареный тофу.
Хотя весь день льет как из ведра, после ужина мне приходит в голову прогуляться по темному городу, чтобы посмотреть еще раз на возвышающийся посреди канала замок самурая. Дождь и туман придают всему нереальный вид: освещенный замок блестит посреди кромешной тьмы; его светлые очертания идеально отражаются в темной зеркальной воде, по которой скользят два лебедя.
Лебедей на снимке не увидеть, да и в их существование никто не поверил бы.
В январе отправляюсь в Копенгаген разрешить окончательно ситуацию с Карен и еще раз попытаться поискать Яёи. Суббота. Оказавшись внутри музея «Луизиана», понимаю, что совершила ужасную ошибку: снаружи и внутри царит невероятная толчея, кругом семьи с детьми, пришедшие посмотреть работы всемирно известной японской художницы. Далее выставка проследует в Хельсинки.
Буквально пропихиваю себя внутрь и под жуткую какофонию начинаю потихоньку вместе с остальными перемещаться от работы к работе. Уворачиваюсь от детей, вертящихся среди плюшевых пенисов, пытаясь при этом войти в состояние дзен, где присутствуют только я, Яёи и мои записи. Ее письма Джорджии выставлены в витринах, я продвигаюсь к ним сосредоточенная, словно поджидающий добычу ястреб.
Есть и отдельные комнаты, например зеркальная, в которой поле из красных фаллосов продолжается до бесконечности; в космической комнате возникает состояние магической пульсирующей эйфории. В них вьются бесконечные очереди, так что нельзя остановиться более чем на десять секунд. А я ведь еще хочу посмотреть полуторачасовой документальный фильм «Yayoi Kusama – I adore myself» – в итоге на всю выставку уходит пять часов. И когда я наконец оказываюсь в разрекламированном кафе с видом на море, за окном уже темно, а я на грани голодного обморока и обуяна яростью, потому что: а) режиссер фильма о Яёи дал своему произведению совершенно тупое и уничижительное название; б) как ультимативно объявил официант, обед закончился четверть часа назад. Мне приходится отстоять еще двадцать минут в очереди, чтобы купить крохотный бутерброд, собственно, последний оставшийся.
Яёи радует, как всегда: устремленные к бескрайности белые картины (те, что она писала оголодавшая), магические зеркальные комнаты, бесконечная любовь к тыквам, пристально смотрящие глаза, розовый косплейный парик. И целый зал моих любимых бытовых предметов, исторгающих фаллическую тему: белое фаллическое кресло, пара комплектов туфель на фаллическом каблуке – достаточный, чтобы обуть целую армию; фаллическая гладильная доска, фаллическая кухонная табуретка, фаллическая лестница, фаллическая дорожная сумка. Засунутые в туфли пенисы выглядят отвратительно, словно мешающая ходьбе мозоль на большом пальце ноги. Заполненная плюшевыми пенисами дорожная сумка даже не закрывается – поди непросто тащить такую! Целый лес пенисов вырастает из гладильной доски, а причиндалы на кухонной табуретке выглядят, словно торт с пенисом и сливками на день рождения. Меня озадачивает, почему на всех этих вещах появилась такая обильная, как плесень, фаллическая растительность – все домашнее хозяйство, традиционный круг жизни женщины заполонен этими хатифнаттами
[50]. Все, чем женщина занята в доме, она делает в окружении мужских пенисов. Последние всегда мешают (крайне неудобно, если надо, к примеру, погладить белье), и создается ощущение, что эти символизирующие мужскую власть елдаки проникли везде, стигматизируя женщину. Даже на стул не присесть без того, чтобы что-то откуда-то не торчало; собираешься сбежать по лесенке – тщетно, потому что они покрыты быстрорастущими пенисами! (Кто-то, видать, попытался – на ступеньках остались раздавленные фаллосами сандалии на каблуке). Лучше просто сдаться: вот и «Девочка-фаллос» в развеселой соломенно-пенисной шляпке, иначе говоря, с хреном во лбу. В ассортименте имеется также фаллическая юбка, фаллическая сумочка и – мое любимое – золотая сумочка, инкрустированная макаронами, символизируя, что эта женщина стала рабой приготовления пищи.
Только что все это значит? Яёи говорила, что ее из-за «пенисуальной» темы считали «поехавшей» на сексе, но в действительности все наоборот: она боится секса и в особенности этого пугающего своей уродливостью мужского органа, а то, что отовсюду вываливаются сшитые вручную мягкие фаллические игрушки – это ее способ справиться со своими страхами. Воистину, если позировать в обнаженном виде на сделанном своими руками фаллическом диване, лежа на груде пенисов, с раскрашенным кружочками телом в туфлях на шпильках, то можно считать, что проект управления страхами удался. (Одновременно с этим можно наделить этот преследующий всех женщин фаллический символ радостной нотой безопасности.)
