На третьей минуте до взрыва вдруг фон нейтронов удвоился, на второй минуте стал еще больше. Флеров с Курчатовым тревожно переглянулись — опасность хлопка вместо взрыва резко возросла. Но автомат пуска работает равнодушно, ускорить ничего невозможно, и во власти Курчатова только отменить взрыв (в действительности решение об отмене взрыва мог бы принять только Берия, и то только предварительно согласовав его со Сталиным. — Б.С.).
— Десять секунд, пять секунд, три, две, одна, пуск! Курчатов резко повернулся лицом к открытой двери. Небо уже померкло на фоне освещенных холмов и степи. Курчатов бросился вон из каземата, взбежал на земляной вал и с криком «Она!» широко взмахнул руками, повторяя: «Она, она!» — и просветленье разлилось по его лицу.
Столб взрыва клубился и уходил в стратосферу. К командному пункту приближалась ударная волна, ясно видимая по траве. Курчатов бросился навстречу ей. За ним рванулся Флеров, схватил его за руку, насильно увлек в каземат и закрыл дверь.
В каземат врывались остальные — разрядившиеся, ликующие. Председатель (Берия. - Б. С.) обнял и расцеловал Курчатова со словами: «Было бы большое несчастье, если б не вышло!» Курчатов хорошо знал, какое было бы несчастье.
Но теперь все тревоги позади. Курчатов и его команда решили все научные задачи, с успехом прошли через все трудности организации (выходит, Лаврентий Павлович к организации работ отношения не имел, все тянул на себе Игорь Васильевич? — Б.С.). С лица Курчатова мгновенно слетело напряжение. Он стал сразу мягким и как будто смущенным.
Но Берия вдруг забеспокоился. А такой ли был взрыв у американцев?
Немедленно приказал соединить его по телефону с Мещеряковым, посланным для наблюдения за взрывом на северный наблюдательный пункт. В 1947 году он был по приглашению американцев на Бикини и видел там американский подводный ядерный взрыв.
— Михаил Григорьевич! Похоже на американский? Очень? Мы не сплоховали? Курчатов нам не втирает очки? Все так же? Хорошо! Хорошо! Значит, можно докладывать Сталину, что испытание успешно? Хорошо! Хорошо!
Берия дал команду чем-то смущенному генералу, дежурившему у телефона, тотчас же соединить со Сталиным по ВЧ. В Москве подошел к телефону Поскребышев.
— Иосиф Виссарионович ушел спать, — ответил он.
— Очень важно, все равно позовите его.
Через несколько минут Берии ответил сонный голос: — Чего тебе?
— Иосиф, все успешно. Взрыв такой же, как у американцев.
— Я уже знаю и хочу спать, — ответил Сталин и положил трубку.
Берия взорвался и набросился с кулаками на побледневшего генерала: «Вы и здесь суете мне палки в колеса, предатели! Сотру в порошок!..»
Легко убедиться, что все детали, придуманные Головиным и отсутствующие в рассказе Харитона, вполне соответствуют мифологическому образу жестокого и мнительного злодея, которым рисовала Берию советская пропаганда после его падения. Лаврентий Павлович предпринимает совершенно бессмысленные действия. На всякий случай побуждает одного из присутствовавших сопровождать «изделие» на башню, стоя в нелепой позе на платформе лифта. Хотя толку от такого сопровождения никакого, один только напрасный риск для сопровождающего. Потом Берия постоянно не доверяет Курчатову, боится, что испытание сорвется, в последний момент теряет веру в успех. Тут по законам плохой пьесы возникает реальная опасность провала из-за роста нейтронного фона, чтобы потом весомее ощущался успех. Когда все позади, Берия целует Курчатова, но это поцелуй иудин, поскольку Лаврентий Павлович все еще сомневается — а настоящий ли это взрыв? Не надул ли его Курчатов? А пока Берия затевает дурацкую проверку, Сталин звонит по ВЧ, узнает от дежурного генерала, что бомба благополучно взорвалась и идет спать. Злодей Берия посрамлен: ему не удалось первым доложить генералиссимусу об историческом событии, и тут же от вежливости не остается и следа: Лаврентий Павлович набрасывается с кулаками на ни в чем не повинного генерала. Вот так и рождались легенды о Берии, очень мало общего имевшие с действительностью.
После создания атомной бомбы Лаврентий Павлович в качестве главы Спецкомитета продолжал руководить водородным проектом. К концу жизни его маршальский мундир, кроме Золотой Звезды Героя Социалистического Труда, украшали пять орденов Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Суворова 1-й степени и три ордена Красного Знамени союзных республик — Грузии, Армении и Азербайджана. Но положение Лаврентия Павловича наверху в начале 50-х пошатнулось. В 1951 году был арестован ряд руководителей Грузии, ранее близких к Берии, которых обвинили в создании «мингрело-националистической группы». Тогда же арестовали племянника Лаврентия Павловича Теймураза Шавдию, который в начале войны попал в плен, записался в грузинский легион СС, а потом дезертировал оттуда и сражался в рядах французских партизан. Шавдие дали 25 лет за измену Родине, и дядя ничем не смог ему помочь. Но Берию Сталин трогать не стал — он был нужен как главный надзирающий за термоядерным проектом. Вот когда и эпопея с водородной бомбой благополучно завершится, тогда придет пора вспомнить, что незаменимых у нас нет. Лаврентий Павлович это чувствовал. По утверждению Серго Берии, отец в 51-м году говорил ему: «Сталин принял решение о моем аресте и только ждет, чтобы закончили работу над водородной бомбой».
Отец советской водородной бомбы Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал свою первую встречу с Берией тет-а-тет в 50-м году во время работы над водородным проектом: «Он встал, давая понять, что разговор окончен, но вдруг сказал: «Может, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне?»
Я совершенно не был готов к такому общему вопросу. Спонтанно, без размышлений, я спросил: «Почему наши новые разработки идут так медленно? Почему мы все время отстаем от США и других стран, проигрывая техническое соревнование?»
Берия ответил мне прагматически: «Потому что у нас нет производственно-опытной базы. Все висит на одной «Электросиле». А у американцев сотни фирм с мощной базой». (Лаврентий Павлович под конец жизни начал понимать, какая сила заключена в присущей капитализму конкуренции множества производственных фирм и научных коллективов. — Б.С.)
Он подал мне руку. Она была пухлая, чуть влажная и мертвенно-холодная. Только в этот момент я, кажется, осознал, что говорю с глазу на глаз со страшным человеком. До этого мне это не приходило в голову, и я держался совершенно свободно».
Подозреваю, что страшным человеком Берию академик, как и подавляющее большинство советских граждан, стал считать только после 53-го года. Поэтому и казалось Андрею Дмитриевичу в ту пору, когда работал над мемуарами, что рука у собеседника была холодная, как у дьявола.
В марте 53-го, когда подготовка к испытаниям советской водородной бомбы вступила в заключительную стадию, внезапно скончался Сталин. В стране на короткое время пришло коллективное руководство в составе формального преемника Сталина Г.М. Маленкова, ставшего председателем Совета Министров, Н.С. Хрущева, возглавившего работу секретариата ЦК, и двух первых заместителей председателя правительства — В.М. Молотова, занявшего также пост министра иностранных дел, и Л.П. Берии, возглавившего МВД, поглотившее МГБ. Берию и Маленкова ранее связывали дружеские отношения. В первые месяцы после смерти Сталина их блок противостоял блоку двух других членов правящей четверки — Хрущева и Молотова. Берии с помощью Маленкова удалось провести реабилитацию осужденных по «делу врачей», по делу о вредительстве в авиационной промышленности в 46-м году, по делу работников Главного Артиллерийского управления в 51-м. Все эти дела были в свое время инспирированы противниками Маленкова и Берии. В записке, предлагавшей реабилитировать главного маршала авиации А.А. Новикова, А.Н. Шахурина и других руководителей авиационной промышленности, Берия указал, что от арестованных выбили заявления, в которых делалась попытка «оклеветать тов. Маленкова». Реабилитирован был и брат Лазаря Моисеевича Кагановича Михаил, бывший нарком авиапромышленности, покончивший с собой после обвинений в заговоре с целью установления в СССР фашистского правительства! Лаврентий Павлович также предложил реабилитировать членов Еврейского Антифашистского Комитета. Он установил, что известный режиссер Соломон Михоэлс не погиб под колесами грузовика в Минске в 1948 году, а был убит офицерами МГБ по приказу тогдашнего министра госбезопасности В.С. Абакумова, действовавшего, несомненно, по поручению Сталина. Берия предложил Президиуму ЦК (так тогда называлось Политбюро) лишить участников убийства полученных за это преступление орденов и отдать под суд. Глава МВД арестовал бывшего своего ставленника Л.Ф. Цанаву, в качестве министра госбезопасности Белоруссии непосредственно организовавшего покушение на Ми-хоэлса. Уже после падения Берии Президиум ограничился тем, что отнял у убийц ордена. Цанава же скончался во время следствия, которое обвиняло его уже в участии в заговоре Берии!
