Внутри клoкотала удушающая беспомощность – как будто я была вынуждена смотреть за разворачивающимся действом безумной пьесы не из глубины темного зала, а прямо cо сцены, сквозь равнодушные глаза актрисы, занявшей мое тело на время постановки. Это ее руки с неженской силой отталкивали супруга, ее пальцы тянулись к ступеням лестницы, ее горло хрипело бессвязные слова заученной роли.
– Пусти! Пусти!
– Фари, да что с тобой?
Тело не чувствовало боли. Боль была отключена, и оттого все старания супруга остановить это безумие встречали яростное, почти животное сопротивление. Ногти впились в любимое лицо, царапая, разрывая кожу. Майло зашипел сквозь стиснутые зубы, но не выпустил меня из сковывающих объятий. И тогда в ход пошли кулаки. Удар, еще удар. Он не уворачивался, не отводил взгляда.
Но на один миг – всего на миг – ослабил хватку.
Рывок назад оказался настолько сильным, чтo мое тело, одержимое чужой волей, со всей силы впечаталось в некстати оказавшийся за спиной стол, опрокидывая стоящее рядом кресло, сметая бумаги и выворачивая с корнем злосчастный ящик.
Яркая вспышка.
Магия, исходящая oт лежавшего в ящике медальона, на мгновение ослепила меня, невыносимо-ярким светом изгоняя тень чужого присутствия в дальние уголки разума. Ментальный приказ не иcпарился, не исчез навсегда – я чувствовала, что он въелся в меня глубоко, до самых корней, и короткая очистительная волна не могла полностью смыть его следы – но артефакт дал мне время. Пусть и на краткие минуты, но я снова стала собой.
Я потратила столько сил, чтобы сопротивляться чужому сокрушительному контролю над собственным телом, что когда чувства и ощущения снова вернулись ко мне, не сразу сообразила, что надо делать. Ноги подкосились, тело безвольно обмякло, оседая на пол. Папка с дoкументами, которую я сжимала в руке все это время, выпала из ослабевших пальцев, листы веером разлетелись пo лаборатории. «Мое, мое… надо… собрать… отнести», - билась на самом краю сознания чуждая мысль ментального приказа, но сейчас она не могла сломить мой разум.
Пока.
Майло подхватил меня, не давая упасть, и осторожно усадил на нижнюю ступеньку лестницы. Я с трудом сфокусировала на нем мутный, невидящий взгляд. На правой скуле супруга красовались царапины, тяжелая красная капля медленно собиралась в нижнем уголке самого глубокого пореза, гoтовая сорваться вниз. Хотелось поднять руку и смахнуть ее прочь, стереть с лица супруга гримасу непонимания, обиды, беспомощности и волнения, рассказать, объяснить, но сил не было даже на слабую улыбку.
– М-майло… – непослушными губами выдавила я.
Он рвано выдохнул. Выпустил мои плечи, прислонил меня спиной к перилам. Дрожащей рукой с зажатым платком прикоснулся к лицу, скользнул пальцами от уха до шеи, прижал тонкую ткань к уголкам губ, ноздрям, подбородку. Когда Майло отнял платок, я увидела, что он пропитан кровью.
Из груди почти против воли вырвался полустон-полувсхлип.
– Тише, тише, милая, - супруг ласково погладил меня по щеке, – Я помогу. Расскажи, что произошло?
– Ментальная… магия, – выдавила я. – Как тогда… в суде. Теперь… я могу узнать… это. Майло…
Я чувствовала, как постепенно крепчает внутри тьма, снова тянет ко мне удушающие черные щупальца. Еще немного – и безумие вернется. У меня почти не оставалось времени.
– Тише, тише. Все будет хорошо.
Не будет. Второй раз артефакт вряд ли сработает так быстро. Εму нужна была перезарядка, подпитка – как Майло напитал кристалл из детской игрушки силой за те несколько недель, которые он носил его на груди. А сейчас…
– Ты… должен помочь мне…
Тонкие губы супруга горестно сжались.
– Чем? Что я мoгу сделать, Фари?
– Меня тянет… к нему. К менталисту. Не отпускай. Ни за что, ладно?
Он торопливо закивал, но я знала: одного этого будет мало.
Был только один выход.
– Оглуши меня.
Темные брови взметнулись вверх. Майло вздрогнул, будто я ударила его, и на этот раз куда сильнее.
– Не смогу, - отчаянно выдохнул он. - Я не смогу, фари, милая…
Я потянулась к нему – пока еще я могла это сделать – коснулась кончиками пальцев его щеки. Глаза щипало, во рту стоял мерзкий железистый привкус. Кровь…
Сопротивление убивает.
– Ты должен. Должен, Майло. Нельзя, чтобы это попало в руки менталиста. Я не хочу, - а в голове уже набирал силу вкрадчивый шепот, становившийся все громче, все неотвратимее с каждым ударом сердца. «Хочешь, конечно же, хочешь, моя драгоценная»… – Не хочу снова… становиться… чужой куклой. Пожалуйста…
Майло опустил голову, на мгновение замерев передо мной. А затем вновь посмотрел прямо в глаза – и на этот раз во взгляде читалась мрачная решимость. Сильные пальцы супруга легли на виски, чуть сжали.
– Я люблю тебя, – беззвучно прошептали его губы.
Вспышка магии. Боль. Тьма.
***
Белый потолок, белые стены. Круг лампы с пустым гнездом накопителя. Косая тень от оконной рамы – похоже, недавно перевалило за полдень. Прошло совсем немного времени с тех пор, как мы…
– Очнулась, очнулась, - раздался нервный шепот за пределами видимости.
Потолок заслонило лицо Майло. Супруг улыбался, но глаза его смотрели встревожено.
– Фари, любимая моя.
Сильные руки скользнули под спину, подхватывая, помогая приподняться. Тут же закружилась голова, перед глазами потемнело. Видимо, сказалась кровопотеря – я все еще чувствовала во рту неприятный привкус. Губ коснулось холодное стекло стакана. Какое-то зелье…
– Что… это?
Стакан исчез.
– Это женская настойка, миледи, - послышался из глубины комнаты голос Клары. - Мне местная лекарка готовит. Помогает при кровопотере, ну, знаете…
Я через силу кивнула. Кажется, стандартный рецепт этого преобразования делался на основе крапивы. Оставалось надеяться, что концентрация у зелья окажется подходящая – разжижать кровь мне сейчас было ни к чему.
После настойки действительно стало немного лучше. Я села – не без помощи супруга – и осторожно осмотрелась по сторонам, стараясь не делать резких движений.
Белые стены. Кровать, стоящая посреди комнаты, так, чтобы к ней удобно было подходить с любой стороны. В шкафу, где некогда стояли лекарства, остались лишь книги, бинты и одинокая модель экипажа посреди пустой полки. Майло сидел рядом со мной на краешке кровати, а в изножье, у противоположной стены, стояли молчаливые слуги. Тихо всхлипывала Мелия, комкала кружевной передник Клара. Через открытую дверь в кресле виднелся краешек подола платья госпожи Ленс.
Видеть сторожку такой, какой ее видел Даррен, было непривычно и очень грустно.
