– Точно.
Доктор Минерва что-то отмечает и снова спрашивает:
– А теперь самый главный вопрос, Крэйг. Здесь есть Якоря?
– Хм.
– Что-то, что помогает тебе удерживаться.
Я раздумываю о том, что она сказала. Если Якорь – это что-то стабильное, то их тут полно. По радио постоянно звучит радиостанция «Лайт-ФМ», через которую лишь иногда прорывается угрожающая фанк-музыка с медсестринского поста, когда Смитти или Говарда нет поблизости. Распорядок тоже неизменный: раздача еды, выдача лекарств, объявления Армелио. Армелио – тоже само постоянство: всегда готов сыграть в карты. И Джимми со своим «И к те придет!» – тоже величина постоянная.
– Здесь Якоря – это люди, – отвечаю я.
– Ну, вообще-то, Крэйг, из людей Якоря неважнецкие. Люди меняются, и те, кто живет здесь, изменятся. Пациентов выписывают. На них нельзя полагаться.
– И когда их выпишут?
– Я этого не знаю.
– Тогда персонал?
– Он тоже меняется, просто не так часто. Люди приходят и уходят.
– А Ноэль? Она мне очень нравится, она умная и красивая. Она могла бы стать Якорем.
– Тебе точно не нужна в качестве Якоря девушка, к которой тебя влечет, – убеждает меня она. – Взаимоотношения с противоположным полом меняются еще быстрее, чем люди. Между двумя людьми все изменяется стремительно, особенно у подростков.
– Но Ромео и Джульетта тоже были подростками! – привожу я аргумент.
– И что с ними случилось?
– А! Ну да, верно, – бормочу я.
– А что насчет тех мыслей, Крэйг? Они тебя больше не беспокоят? Это позади?
– Да, – киваю я.
– Ты же понимаешь, если мысли о самоубийстве посетят тебя снова, придется вернуться сюда же?
– Знаю, но это не повторится.
– Почему же?
– Ну это… В самоубийстве нет ничего хорошего, будет плохо многим людям, и… это полный отстой.
– Да, верно, – доктор Минерва наклоняется через стол, – это полный отстой. И не только для других, но и для тебя.
– Нет в этом ничего благородного или романтичного, – продолжаю я. – Вон как мой сосед Муктада – уже, считай, мертвец: целыми днями лежит и ничего не делает.
– Верно.
– Мне не улыбается быть как он. Я не хочу так жить. А умереть – это и значит так жить.
– Прекрасно сказано, Крэйг.
Тут она замолкает. Как я и говорил, мозгоправы знают, когда сделать многозначительную паузу.
Я притопываю ногой. Жужжат флуоресцентные лампы.
– Вернемся к разговору про Якоря, – говорит она. – Нет ли здесь чего-то такого, что поможет тебе занять время, когда ты выйдешь?
Я задумываюсь. Я точно знаю: что-то есть, вертится в голове, но я никак не могу сформулировать.
– Нет.
– Ладно, ничего страшного. Ты сегодня хорошо продвинулся. Осталось сделать только одно дело – позвонить твоему директору.
– Только не это! – возражаю я, но она уже вытащила свой мобильный, которым ей тут точно не запрещено пользоваться, и уже с кем-то разговаривает:
– Да, дайте, пожалуйста, номер телефона Подготовительной академии управления, это на Манхэттене.
– Не надо, не звоните, не звоните! – Я тянусь через стол в попытке вырвать телефон из ее рук. Хорошо, что жалюзи на стеклянной перегородке задвинуты и никто этого не видит, а то бы мне точно вкатили укол с успокоительным. Доктор Минерва поднимается с места и подходит к двери, жестом спрашивая, не хочу ли я, чтобы сюда пришла охрана, и я покорно сажусь обратно.
– Да, я хочу поговорить с директором, – отвечает она кому-то по телефону, – я мать одного из учеников, которому он недавно звонил по поводу предоставления справок о здоровье.
Тишина.
– Прекрасно. – Она прикрывает телефон рукой. – Меня уже соединяют.
– Поверить не могу, что вы это делаете, – говорю я.
– А я не могу поверить, что тебя так волнует, что я это делаю… Да, алло. Это мистер… – Тут она вопросительно смотрит на меня.
– Яновиц, – еле слышно артикулирую я.
– Яновиц?
Из телефона слышится одобрительное бормотание.
– Это звонит доктор Минерва насчет ученика Крэйга Гилнера. Вы звонили ему в психиатрическое отделение госпиталя «Аргенон» в Бруклин. Я официальный психотерапевт Крэйга, и он сидит тут, рядом. Хотите с ним поговорить?
Она кивает и подает мне телефон:
– Возьми, Крэйг.
Я беру мобильный в руку – он поменьше моего и интереснее сделан.
– Э, алло.
– Крэйг, почему ты бросил трубку? – он говорит низким голосом, ласково и нежно, почти срываясь на смех.
– Э-э-э… я подумал, что произошло что-то плохое. Подумал, что меня исключили. Вы же позвонили мне прямо в больницу.
– Я позвонил тебе, Крэйг, потому, что получил сообщение от одного из учителей. Ты не беспокойся, мы поможем тебе со всем справиться. Академия позволит тебе наверстать полугодие. Или дополнительно летом, или будем давать тебе задания на дом, если ты пробудешь там слишком долго.
– Да?
– Господи, Крэйг, мы не осуждаем учеников за то, что они лежат в больнице.
– Не осуждаете? Но ведь это же психиатрическая…
– Я знаю, какая это больница. И, поверь, ты не первый, кто там оказался. Это обычная проблема среди людей твоего возраста.
– Ох, спасибо вам.
– Как у тебя дела?
– Мне лучше.
– Не знаешь, когда тебя выпишут?
Я не хочу говорить, что в четверг, потому что вдруг это будет в пятницу. Или вообще в следующий четверг. Или через год.
– Скоро, – отвечаю я.
– Ладно, давай не сдавайся, а мы тут, в Академии, будем ждать твоего возвращения.
– Спасибо, мистер Яновиц.
Я живо представил свое возвращение в школу: своих немногочисленных друзей (хотя они мне уже и не друзья), к которым добавятся сочувствующие моей депрессии, девчонок, понимающих учителей и вдруг ставшего милым директора. Разве не повод для радости? Но мне совсем не весело.
– Ну что, не так уж все и плохо? – спрашивает доктор Минерва.
Да, неплохо. Так же неплохо, как временная отсрочка от тюрьмы, где тебя ждут с распростертыми объятиями.
– Теперь главное – чтобы тебя выписали в четверг, а я приду в следующий раз в среду, договорились? – говорит доктор Минерва.
Я жму ее руку и благодарю. Она знает, как я говорю, когда чувствую себя хорошо, и это означает, что она справилась со своей работой. Потом я иду в комнату и рисую карты мозгов, с нетерпением ожидая супертурнира по картам с Армелио.
