Заодно Авдей Брыскин подтвердил и ряд эпизодов из повинной С. Ф. Попцова. К примеру, на допросе 11 сентября Авдей Кузьмич конкретизировал сведения Саввы Попцова о взятках, полученных А. Я. Нестеровым от фискалов Саввы Турчанинова и Григория Зиминского. По словам А. К. Брыскина, «Турчанинов ему, Нестерову… привез рыбы белуг и осетров воз… Да Зиминской пару жеребцов карих, ценою рублев в тридцать, дал»
.
5 октября П. И. Ягужинский направил письмо с докладом о ходе следствия к находившемуся в Астрахани Петру I. При этом генерал-прокурор пожаловался на давление, которое кто-то из очень влиятельных лиц оказывал на Е. И. Пашкова в защиту Алексея Нестерова («к тому же не без приятеля у обер-фискала»
[130]). В связи с этим Павел Иванович попросил императора направить «особливый указ» Егору Пашкову, который без этого «в такие важные дела вступать не смеет»
.
Самодержец откликнулся незамедлительно. Уже 15 октября в Москву ушло высочайшее послание с указанием Е. И. Пашкову замещать при необходимости генерал-прокурора в делах следственной канцелярии
[131]. Одновременно Петр I санкционировал применение к А. Я. Нестерову пыток
.
Со своей стороны Алексей Нестеров не только не признавал какие-либо обвинения, но и продолжал пытаться вывести из следствия Е. И. Пашкова. Так, 1 ноября Алексей Яковлевич сорвал очную ставку с С. Ф. Попцовым, заявив об отказе давать показания Егору Пашкову («перед ним, господином капитаном, ни о чем ответствовать он не станет»)
. Однако вскоре ситуация переменилась.
8 ноября, обобщив добытые следственной канцелярией материалы, уличавшие обер-фискала, Е. И. Пашков вынес постановление о пытке Алексея Нестерова
. И тут подследственный дрогнул. 9 ноября, не дожидаясь привода в застенок, А. Я. Нестеров заявил Егору Ивановичу о готовности дать признательные показания
. Расследование «дела фискалов» вышло на следующий виток.
Еще не разобравшейся в полном объеме с показаниями С. Ф. Попцова следственной канцелярии генерал-прокуратуры предстояло теперь проверять не менее содержательные откровения Алексея Нестерова. Подобно Савве Попцову, Алексей Яковлевич не ограничился признанием собственной вины, но и поведал много интересного о иных должностных лицах. А. Я. Нестеров рассказал о взятках и казнокрадстве бывшего московского вице-губернатора, а ныне главы Монастырского приказа В. С. Ершова, о подлоге завещания бывшим обер-фискалом, а ныне судьей Московского надворного суда М. В. Желябужским, о многообразных злоупотреблениях комиссара А. С. Сергеева и дьяка А. Г. Ратманова.
Тем не менее, заподозрив Алексея Нестерова в недостаточной искренности, Егор Пашков 25 ноября вновь распорядился подвергнуть его пытке
[132]. Допрос в застенке не состоялся, однако, и на этот раз. Согласно помете в деле, «обор-фискалом не розыскивано за полученным имянным его императорского величества указом»
· Иными словами, в ноябре 1722 года Петр I пытать Алексея Яковлевича воспретил.
Не вполне ясно, что за соображения побудили императора отменить собственную недавнюю санкцию о «розыске» А. Я. Нестерова. Вероятнее всего, отличавшийся повышенной подозрительностью Петр 1 рассудил, что глава фискальской службы мог владеть такой разоблачительной информацией, которую небезопасно было доверить даже генерал-прокуратуре. По этой причине монарх решил допросить Алексея Нестерова лично.
В итоге допрос Алексея Нестерова императором состоялся 31 января 1723 года. К этому допросу Петр I даже собственноручно написал вопросные пункты, в которых выразил, в частности, уверенность в весьма значительной информированности А. Я. Нестерова о криминальных деяниях государственных служащих: «Первое, по чину фискалскому, вторые, понеже прибежище всех воров был»
. Однако, несмотря на то что допрос проводился лично монархом и под пыткой, никаких новых откровений Алексея Яковлевича на нем не последовало
.
Что бы там ни было, независимо от высочайших колебаний в решении вопроса о телесной неприкосновенности А. Я. Нестерова конец ноября и весь декабрь 1722 года следственная канцелярия генерал-прокуратуры работала с прежней интенсивностью.
Так, в декабре наступил перелом в следствии по делу фискала Алексея Никитина. 30 ноября Е. И. Пашков вынес постановление о пытке А. И. Никитина, упорно отрицавшего всякие обвинения. Поднятый 3 декабря на дыбу, Алексей Никитин сознался в четырех эпизодах получения взяток на общую сумму 111 рублей (плюс бочонок вина)
.
Впрочем, эта сумма, вероятнее всего, не исчерпывала криминальных доходов Алексея Никитина. Как видно из материалов дела, ярославский фискал жил более чем безбедно. Согласно описи арестованного имущества А. И. Никитина от сентября 1722 года, в Ярославле он владел каменным домом, обставленным дорогой мебелью (среди которой был, например, «стол здвижной дубовый с ящики, зеркало осмил истовое»), А для передвижений фискал располагал обитой кожей коляской голландской работы — «в ней убито
[133] сукном голубым с подзоринами» — и не менее роскошным зимним возком.
В конце ноября — декабре 1722 года следственная канцелярия генерал-прокуратуры впервые допросила упомянутых в повинной Алексея Нестерова судью М. В. Желябужского, бывшего сенатора В. А. Апухтина, секретаря И. А. Хрипунова
. К примеру, у Ивана Хрипунова Е. И. Пашков выяснял объем «подарков», поднесенных им А. Я. Нестерову, а также причины этих подношений. На допросе 30 ноября Иван Авксентьевич подтвердил, что в бытность его дьяком в Архангельске он «посыливал к нему, Нестерову, свечь вологоцких салных да рыжиков», но делалось это все исключительно «из любви, по приятелству, а не от дел»
.
Между тем по мере разбухания «дела фискалов», появления в нем новых эпизодов и фигурантов перед Петром I обозначилась перспектива дополнительно закрепить за прокуратурой полномочия органа предварительного следствия, совместив тем самым в ее компетенции функции надзора и уголовного преследования. Если бы законодатель решился в 1723 году придать генерал-прокуратуре следственные полномочия, то уже тогда в России могла сложиться функциональная модель прокуратуры, существовавшая в 1928–2007 годах.
