Неблагополучный элемент таился в тени. Один человек, который в середине 1970-х рос на Ла-Глория-уэй, помнит, как однажды исчез мороженщик, работавший неподалеку от начальной школы Кордова-Мидоуз. Оказалось, что этот длинноволосый парень с окладистой бородой, в зеркальных очках-авиаторах, продававший детям фруктовый лед, сбывал ЛСД и кокаин клиентуре совсем иного рода и в конце концов попался копам. Истории о детстве, проведенном в Сакраменто в 1970-х годах, изобилуют такими соблазнительными приманками, выглядят мешаниной уюта и ужасов, напоминают открытки с видами маленьких городков и зловещими предзнаменованиями на обороте.
В жаркие летние дни мы бродили в воде у берега Американ-Ривер, вспоминает одна женщина. Еще одно воспоминание связано с беготней по тропинкам у реки, когда дети вдруг наткнулись на логово бомжа в густых кустах. Говорили, что у бродяг есть облюбованные места возле реки. Группка девочек-подростков зависала в Лэнд-Парке, наблюдая, как парни с обнаженными торсами полируют свои тачки. Молодежь ездила на фестиваль «День на лугу» в Окленд, аналог «Лоллапалузы» тех времен, – посмотреть на «Иглз», Питера Фрэмптона или «Джетро Талл». Ездили также по Саттервилл-роуд до дамбы и пили там пиво. Вот так пили на дамбе и вечером 14 апреля 1978 года, когда мимо по шоссе проехала колонна полицейских машин с включенными сиренами. Колонна была бесконечно длинной. «Никогда такого не видела – ни до этого, ни после», – рассказывала одна из свидетелей-подростков, теперь уже пятидесятидвухлетняя женщина. «Насильник с востока», тот самый, которого я стала называть «Убийцей из Золотого штата», нанес очередной удар.
С Фолсома я свернула налево, на Пасео-драйв, к центру жилого района Ранчо-Кордова. Это место что-то значило для него. Здесь он совершил свое первое преступление и продолжал сюда возвращаться. К ноябрю 1976 года в округе Сакраменто произошло девять нападений, совершенных за полгода и приписываемых «Насильнику с востока», четыре из них – в Ранчо-Кордова. В марте 1979 года, после того как преступник не совершал нападений целый год и, казалось, покончил с этим навсегда, он в последний раз вернулся в Ранчо-Кордова. Был ли этот город для него родным? Некоторые следователи, особенно работавшие по этому делу с самого начала, считали именно так.
Я остановилась у места его первого нападения – простого L-образного одноэтажного дома площадью около тысячи квадратных футов, с ровно срезанным древесным пнем в центре двора. Именно отсюда в пять часов утра 18 июня 1976 года поступил первый вызов – от двадцатитрехлетней женщины, которая с трудом говорила в трубку, лежа на полу. Ее руки были связаны за спиной так туго, что в них прекратилось кровообращение. Шейла
[12] с трудом доползла до телефона, лежавшего на тумбочке у кровати ее отца, сбила трубку на пол и на ощупь нажала ноль. Она сообщила о незаконном проникновении в дом и изнасиловании.
Она пыталась объяснить полиции: маска была странной – белой, из грубого, похожего на трикотаж материала, с прорезями для глаз и швом посередине, – но лицо облегала очень плотно. Когда Шейла открыла глаза и увидела незнакомца в дверях своей спальни, она подумала, что видит сон. Кому могло прийти в голову надеть лыжную маску в Сакраменто в разгар июня? Она заморгала и присмотрелась получше. Неизвестный был ростом около пяти футов девяти дюймов, умеренно мускулистым, в темно-синей футболке с короткими рукавами и серых брезентовых перчатках. Еще одна деталь, казавшаяся настолько неестественной, что, возможно, она явилась из ее подсознания, – это бледные ноги с черной растительностью. Детали сложились вместе и образовали целое. Трусов на неизвестном не было. Присутствовала эрекция. Его грудь поднималась и опадала – это было дыхание реального человека.
Он метнулся к кровати Шейлы и прижал лезвие четырехдюймового ножа к ее правому виску. Она попыталась натянуть на голову одеяло. Он сорвал его. «Если хоть пикнешь или шевельнешься – всажу в тебя этот нож», – шепотом пригрозил он.
Он связал ее запястья за спиной шнуром, который принес с собой, затем еще раз – красно-белым поясом, который нашел в стенном шкафу у Шейлы. Одну из ее белых нейлоновых комбинаций он затолкал ей в рот, как кляп. Уже имелись намеки на поведение, которое в дальнейшем стало узнаваемым как его почерк. Прежде чем изнасиловать ее, он нанес на пенис детское масло. Он повсюду шарил и рылся: Шейла слышала, как щелкали замки, когда он выдвигал ящики в гостиной. Говорил он низким хриплым шепотом, сквозь зубы. Оставленный ножом дюймовый порез возле правой брови Шейлы, когда он велел ей молчать, кровоточил.
Здравый смысл и любой полицейский скажут вам, что насильник без трусов – это неискушенный подросток, который раньше только подглядывал и после мелких правонарушений «дорос» до не продуманного как следует уголовного преступления. Этот паршивец, разгуливающий без трусов, не в состоянии справиться со своей импульсивностью, и его быстро арестуют. Его пристальные взгляды наверняка обеспечили ему в округе репутацию мерзкого типа. Полиция в два счета поднимет его с постели в доме его обеспокоенной матери. Но этого мерзавца без трусов так и не поймали.
Существует явление, которое я называю «парадоксом умного насильника». Бывший сотрудник ФБР, эксперт по психопрофилированию Рой Хейзелвуд, специализировавшийся на сексуальных маньяках, рассказывает о нем в своей книге «Зло, которое творят люди»
[13], написанной в соавторстве со Стивеном Дж. Мишо: «Большинство людей без труда ассоциируют интеллект со сложным ограблением. Но жестокое насилие – развратные действия, которые ни в коей мере не соотносятся в их представлении с интеллектом. Следовательно, таким преступникам его не приписывают, в том числе даже офицеры полиции».
Если пристально рассмотреть методы действия преступника, изнасиловавшего Шейлу, станет очевидной работа расчетливого ума. Преступник был настолько осторожен, что ни разу не снял перчатки. За несколько недель до нападения Шейле звонили и молча клали трубку, словно отслеживая ее расписание. В апреле у нее возникло ощущение, будто за ней следят. Она постоянно замечала поблизости темную машину среднего размера американского производства. Но вот что любопытно: хоть Шейла и была уверена, что машина одна и та же, разглядеть водителя ей ни разу не удалось.
В ночь нападения купальня для птиц была перенесена под то место на заднем дворе, над которым проходил телефонный провод, – очевидно, чтобы использовать ее как подставку. Но провод перерезали лишь частично – признак неловкости и замешательства новичка, вроде погнувшегося гвоздя у начинающего плотника.
Четыре месяца спустя Ричард Шелби стоял у края тротуара на Шедоубрук-уэй в Ситрус-Хайтс.
По правилам управления шерифа округа Сакраменто, Шелби не мог заниматься ни этим, ни каким-либо другим делом. И даже носить форму. Шелби знал правила: в 1966 году тот, кто желал служить в управлении шерифа округа Сакраменто, должен был иметь все десять пальцев в целости и сохранности. Однако он прошел письменный экзамен и врачебный осмотр и решил попытать счастья. Раньше судьба была добра к нему, он считал везением даже то, что лишился значительной части безымянного пальца левой руки. А мог бы погибнуть от шального выстрела из охотничьего дробовика. Врачи говорили, что он чудом не потерял всю руку целиком.
