– И что? – Деминь даже не знал, где эта Пенсильвания.
– Его мама ушла от его папы к другому, и теперь он будет жить с бабушкой.
– Какому другому?
– Какому-то соседу.
Деминь впился ногтями в свою руку – десять острых полумесяцев искрящейся боли. Но что, если она жива?
– Фигово, – сказал Деминь. – Для Трэвиса.
Они поужинали за раскладным столом на кухне, где на пластиковой столешнице был рисунок под дерево, а углы обдирались и обнажали пенистый слой. Деминь выхватил кусочек курицы с тарелки Вивиан. Она попыталась отнять.
– Хватит. Плохой мальчик.
Толщина Вивиан меняла форму. Живот и руки стали худыми, зато под подбородком и вокруг рта обвисло больше кожи, словно штукатурка, наспех налепленная поверх существующей основы. Она пыхтела, когда поднималась по лестнице, больше не танцевала под музыку с радио, засыпала за столом, отдавала мальчикам свою порцию и говорила, что не голодная. Деминь видел, как она заглядывает в кошелек и ругается. Когда однажды он открыл холодильник, Вивиан крикнула, чтобы закрыл. Деминь слышал, как они с Леоном ссорятся из-за квартплаты, из-за того, кто будет присматривать за детьми.
Он облизнул курятину, пока она не успела ее отнять, вверх-вниз языком по соленой кожице. Леон обжег Деминя взглядом и пододвинул сестре свою тарелку.
Леон выглядел паршиво. Он напоминал Деминю картинки с пещерными людьми из школьного учебника, которые распрямляются, лысеют и превращаются в хомо сапиенс. После мамы Леон проходил обратную эволюцию: ссутулился, отрастил брюшко, клочковатую бороду с прожилками седины. Это пугало Деминя. Леон словно постарел на сотню лет, пока все вокруг оставались прежними.
Когда Деминь однажды ехал на пароме Стейтен-Айленда с матерью и Леоном, ветер обжег его лицо. Ему всё равно было тепло, будто ничего плохого не могло случиться. Мать тогда сказала: «Нравится плавать, малыш? Разве это не лучше, чем на рыбацкой лодке йи гонга?» И Леон рассмеялся смехом от живота, из-за которого Деминь ощущал, будто он обогнал всех детей на площадке. Теперь он уже не помнил, когда в последний раз слышал смех Леона. Может быть, мама отказалась выходить за отчима и ушла, потому что он стал страшным? Деминь жевал курицу. Соседей у них хватало. Миссис Джонсон, Томми «неплохо-неплохо-неплохо», мисс Мэри с малышкой, владелец продуктового магазина Эдуардо, который спрашивал: «Давно не видел твою маму, как она?» Деминь отвечал, что хорошо, очень занята.
– Эдуардо всегда спрашивает, как мама. – Деминь следил за реакцией Леона.
– Кто?
– Дядька из магазина. – Лицо Леона не изменилось. Деминь попробовал еще раз. – Видел тут недавно Томми. – Без ответа. – Йи ба? А можно нам во Флориду?
За всю жизнь Деминь не называл отцом никого, кроме Леона. Хотя, когда мать впервые предложила называть его «йи ба», это казалось неправильным. В школе Деминь уходил в себя, пока учитель выписывал мелом таблицу умножения, и пытался не обращать внимания на остальных детей, непоседливых из-за переизбытка сахара, качавшихся взад-вперед и выкрикивающих ругательства в стиле Туретта. Один особенно неуемный ребенок любил целый день скандировать: «Яйца, сиськи, яйца-яйца-сиськи». Деминь шептал одними губами свое: «Йи ба, можешь подойти? Йи ба, можно посмотреть телевизор?»
Леон поднял взгляд.
– Во Флориду? Почему?
– Если мама там, мы плохо ее ищем. А вдруг она в беде?
– Она не в беде.
– Но откуда ты знаешь?
– Знаю. Она скоро позвонит.
– Мам? – спросил Майкл. – Можно нам во Флориду?
– Нет, – ответила Вивиан.
– Я хочу в «Дисней-Уорлд», – сказал Майкл.
– Нет, нет, нет, нет.
Когда Деминь зачерпнул еще рис из кастрюли, часть упала на стол.
– Не разбрасывайся едой! – Вивиан смахнула рис к себе в тарелку и забрала у него миску. – Может, твоя мама ушла, потому что устала кормить такого неблагодарного мальчика.
Она отнесла посуду Деминя в раковину.
– Не слушай ее, – сказал Леон. – Она ушла не из-за тебя. Мы все будем жить вместе: ты, я и твоя мама. Надо только подождать.
– Я в магазин, – сказала Вивиан.
Леон ушел на работу. Майкл упал на диван так, будто тот его пожирал. Деминь не знал, что он здесь делает. Леон ему не настоящий йи ба, Майкл и Вивиан ненастоящие двоюродные брат и тетя. Если мать сбежала с другим, надо дать ей понять, что от сына она так просто не отделается. Он похватал одежду и сунул в целлофановую сумку.
– Хватит загораживать телик, – сказал Майкл.
– Я еду во Флориду искать маму.
Протрещал смех от публики в студии. Майкл уставился на Деминя огромными из-за очков глазами.
– Тогда я с тобой.
– Ты серьезно?
– Конечно. Мы же братья, да? Как братья.
– Ладно, тогда надо торопиться. – Деминь кинул в сумку комок одежды Майкла. – Ехать надо сейчас. – Он забрал свои ключи, кинул Майклу его обувь, и они вышли за дверь.
– Как поедем? – прокричал Майкл, пока Деминь бежал по Юниверсити, свернул на 192-ю. Он не знал, в какой магазин пошла Вивиан, каким кварталом вернется в квартиру. – У меня шнурки развязались!
– У меня есть план, – сказал Деминь, хотя никакого плана у него не было. Подбегая к станции метро, они услышали, как отъезжает поезд, и, хватая ртом воздух, нырнули на лестницу.
– У меня нет карточки для метро, – сказал Майкл. Деминь мотнул сумкой с одеждой. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал.
– У меня тоже.
– Я пока завяжу шнурок. – Майкл нагнулся, завязал один узел, второй.
– У меня нет денег, – прошептал Деминь.
– Может, попросить у моей мамы.
– Она тебя не отпустит, если попросишь. – Майкл казался таким серьезным, таким доверчивым. Деминь не мог просить Майкла бросить Вивиан. Тогда они оба останутся без матерей. – Пойдем домой.
– А как же Флорида?
– В другой раз.
Они развернулись.
– Есть хочу, – сказал Майкл. В магазине Деминь слонялся по проходам, приглядываясь к шоколадке, но в глазах то и дело маячила пышная белая борода Эдуардо.
– Фух, – присвистнул Эдуардо из-за кассы. Большой металлический вентилятор разгонял вокруг теплый воздух. – Ну и жарища.
– Это все антициклон, – сказал Майкл.
– Как дела у твоей мамы? Здорова?
– У нее всё отлично, – сказал Деминь. – А мы опаздываем на ужин.
Они ушли ни с чем. Когда они добрались до дома, Деминю резало руку сумкой. Он спросил Майкла:
– Видел в последнее время Томми?
– Давно уже не видел.
