– И что она сказала тебе в лобби?
– Что она, кажется, знает, что случилось с Эрикой, – говорит Дилан. – Но не может рассказать прямо там. Она хотела поговорить наедине, где нас никто не услышит. Я предложил встретиться ночью.
– Когда это было?
– Три дня назад.
У меня сжимается сердце. В ту же ночь она пропала.
– Когда и где вы договорились встретиться?
– После часа ночи. В подвале.
– Камера наблюдения, – говорю я. – Это ты ее отключил.
Дилан напряженно кивает.
– Я решил, что так будет надежней – Ингрид явно хотела сохранить разговор в тайне. Но в итоге она так и не пришла. А на следующий день ты сказала, что она пропала.
Вот почему Дилан был так изумлен. И почему так спешил. Не хотел общаться с гонцом, принесшим дурные вести.
– И теперь мне кажется, что Ингрид исчезла из-за того, что узнала что-то об Эрике, – говорит Дилан. – Обстоятельства ее исчезновения слишком похожи на то, что произошло с Эрикой. Как будто кто-то избавился от Ингрид, прежде чем она рассказала мне правду.
– Думаешь, они…
Я не хочу произносить это слово, потому что боюсь сглазить. Как после исчезновения Джейн. Мы с родителями говорили эвфемизмами. «Она не пришла домой». «Мы не знаем, где она». И только спустя неделю отец все-таки решился произнести правду вслух.
Джейн больше нет.
– Мертвы? – спрашивает Дилан. – Да, именно это я и думаю.
Мои ноги подкашиваются, когда мы подходим к очередной диораме. Самая жестокая в этом зале. Стервятники, пожирающие мертвую зебру. Их не меньше дюжины, и каждый стремится урвать свой кусок. Гиена и пара шакалов тоже пытаются подобраться к туше.
Такая жестокость вызывает у меня тошноту. Или, может, дело в том, что говорит Дилан: кто-то в Бартоломью убивает девушек, согласившихся поработать временными жильцами.
Меган, Эрика, а теперь и Ингрид.
Я гляжу на двух стервятников, сцепившихся в схватке. Один лежит на спине, размахивая когтистыми лапами, другой стоит рядом, угрожающе расправив крылья.
– Допустим, это так. Но ты действительно думаешь, что в Бартоломью скрывается серийный убийца?
– Я знаю, это звучит безумно, – говорит Дилан. – Но, по-моему, это похоже на правду. Все они были временными жильцами. Все они исчезли при похожих обстоятельствах.
Я вспоминаю еще кое-что, что говорил мне отец.
Один раз – случайность. Два раза – совпадение. Три раза – доказательство.
Но доказательство чего? Того, что кто-то в Бартоломью охотится на временных жильцов? В это трудно поверить. Но не труднее, чем в то, что три молодые девушки без родственников просто так решили съехать из Бартоломью и забыть про своих друзей.
– Но кто это может быть? И почему никто в Бартоломью ничего не заметил?
– Откуда ты знаешь, что они ничего не заметили?
– Они бы не стали сидеть сложа руки, если бы думали, что кто-то убивает временных жильцов.
– Они богачи, – говорит Дилан. – Все до единого. Богатым людям наплевать на прислугу. Они стервятники.
– А мы тогда кто?
Он бросает еще один неприязненный взгляд на диораму.
– Мы – вон та зебра.
– Быть не может, чтобы…
Одна из школьниц в другом конце зала издает протяжный визг. Не от испуга. Такой визг, чтобы на нее обратили внимание мальчики поблизости. Но я все равно вздрагиваю и на мгновение теряю нить мысли.
– Быть не может, чтобы во всем здании игнорировали убийства или похищения.
– Но ты согласна, что здесь что-то неладно, так? – спрашивает Дилан. – Иначе ты бы не стала так долго меня выслушивать. Ты бы вообще сюда не пришла.
Я по-прежнему смотрю на диораму не мигая, пока мое зрение не начинает мутнеть, и создания за стеклом не начинают будто бы возвращаться к жизни. Перья подрагивают. Глаза двигаются. Зебра делает вдох.
– Я здесь потому, что нашла телефон Эрики, – говорю я.
– Ты успела в нем порыться? – спрашивает Дилан. – Может, Эрика общалась с похитителем.
Я достаю телефон и показываю Дилану.
– Он заблокирован. Не знаешь, какой у Эрики был пароль?
– Мы были не настолько близки, – говорит Дилан. – Ты не можешь разблокировать его без пароля?
Я верчу телефон в руке и думаю. Хотя я понятия не имею, как взломать мобильный телефон, один из моих новых знакомых может помочь. Я достаю свой телефон и нахожу в истории звонков нужный номер. Мне отвечает расслабленный голос.
– Это Зик.
– Привет, Зик. Это Джулс. Подруга Ингрид.
– Привет, – отвечает Зик. – Нашла Ингрид?
– Пока нет. Я хотела попросить тебя об одолжении. Не знаешь кого-нибудь, кто сможет взломать мобильник?
Зик настороженно молчит, и я слышу только гомон школьников вокруг нас. Наконец он произносит:
– Могу. Но тебе придется заплатить.
– Сколько?
– Тысячу баксов. Из них двести пятьдесят заберу я, за посредничество. Остальное получит мой знакомый.
Меня прошибает холодный пот. Это огромные деньги. У меня их нет. Мой палец подрагивает над экраном – я уже готова повесить трубку и больше никогда не говорить с Зиком.
Но потом я думаю про безумную, но до жути правдоподобную теорию Дилана. Про то, что пропавшие девушки – Меган, Эрика, Ингрид – могли стать жертвами убийцы.
Дилан и я рискуем стать следующими.
Ингрид, должно быть, это знала. Вот почему она договорилась о встрече с Диланом. Почему оставила мне пистолет и записку. Она знала, что мы тоже можем внезапно исчезнуть.
Мы можем сбежать.
Прямо сейчас.
Мне хочется надеяться, что Ингрид так и сделала, но в глубине души я в это не верю.
Или же мы можем заплатить тысячу долларов, чтобы взломать телефон Эрики и, возможно, узнать, что случилось не только с ней, но и с остальными девушками.
– Ты еще здесь, Джулс? – спрашивает Зик.
– Да. Все еще здесь.
– Ты согласна?
– Да, – отвечаю я с внутренним содроганием. – Встретимся через час.
Я кладу трубку и смотрю на чучела в диораме. Стервятники, шакалы и гиена. Мне их жаль. Такое жестокое существование. Они мертвы уже десятки лет, но по-прежнему обречены обгладывать тело и сражаться друг с другом.
Их когти и клювы навсегда окрашены багрянцем.
32
У меня осталось всего лишь двадцать семь долларов.
Мы с Диланом согласились поделить запрошенную Зиком сумму пополам. Пятьсот от Дилана, пятьсот от меня.
