У меня камень с души свалился. Я боялась, что увижу деньги только через месяц или, не дай бог, через все три. От радости я не сразу задумываюсь, как это странно.
– Наличными?
Лесли склоняет голову набок.
– Вы имеете что-то против?
– Я думала, что получу чек. Чтобы все было более официально, а не так…
Подозрительно, звучит у меня в голове голос Хлои.
– Так проще, – говорит Лесли. – Если вас это не устраивает, вы можете отказаться. Я ничуть не обижусь.
– Нет, – говорю я. Я не могу отказаться. – Меня все полностью устраивает.
– Прекрасно. Что ж, размещайтесь. – Лесли протягивает мне кольцо с двумя ключами. Один побольше, другой поменьше. – Большой ключ – от квартиры. Маленький – от хранилища в подвале.
Вместо того, чтобы уронить их мне в руку, как ключ от почтового ящика, Лесли кладет их мне на ладонь и аккуратно сгибает мои пальцы, заставляя сжать ключи в кулаке. Затем она улыбается, подмигивает и заходит обратно в лифт и исчезает из виду.
Я остаюсь одна и делаю глубокий вдох.
Это – моя новая жизнь.
Здесь.
На верхнем этаже Бартоломью.
Черт побери.
И более того – мне будут платить за то, что я здесь живу. По тысяче долларов в неделю. Я смогу расплатиться по кредитам, и у меня останутся деньги на будущее, которое внезапно кажется гораздо менее мрачным. Будущее ждет меня за этой дверью.
Я отпираю ее и захожу внутрь.
5
Я решаю назвать горгулью за окном Джорджем.
Это имя приходит мне в голову, когда я затаскиваю в спальню последнюю коробку с вещами. Стоя на верхней ступеньке винтовой лестницы, я гляжу в окно, не в силах отвести глаз от распростершегося внизу парка. Солнечный свет озаряет изгиб каменных крыльев за окном.
– Привет, Джордж, – говорю я горгулье. Не знаю, почему я выбрала такое имя. Но, кажется, ему подходит. – Похоже, мы теперь соседи.
Остаток дня я провожу, пытаясь освоиться в квартире покойной незнакомки. Я развешиваю свою одежду в гардеробной, занимая от силы десятую ее часть, и расставляю в ванной комнате свою немногочисленную косметику.
На прикроватный столик я ставлю фотографию в рамке. На снимке, который я сделала в пятнадцать лет, мои родители и Джейн позируют на фоне водопадов Бушкилл в горах Поконо.
Через два года Джейн пропала.
А еще через два не стало и моих родителей.
Я скучаю по ним каждый день, но сегодня – сильно, как никогда.
Рядом с фотографией я кладу потрепанное «Сердце мечтательницы». Тот самый экземпляр, который я берегу вот уже столько лет. Тот самый, который Джейн читала мне вслух.
«Я очень похожа на Джинни, – сказала Джейн про главную героиню, когда мы впервые читали книгу. – Меня все время переполняют эмоции…»
«Что это значит? – спросила я».
«Что я слишком сильно все ощущаю».
И правда – Джинни на все реагировала с восторгом и энтузиазмом. Поход в Музей современного искусства. Прогула по Центральному. Настоящая нью-йоркская пицца. Читатель все переживает вместе с Джинни: и плохие моменты (когда ее бросает негодяй Уайатт), и хорошие (когда Брэдли целует ее на крыше Эмпайр-стейт-билдинг). Потому-то «Сердце мечтательницы» и завоевало такую популярность у девочек-подростков. О такой жизни многие мечтают, но мало кто проживает ее на самом деле.
Для меня Джейн и Джинни оказались неразрывно связаны. Каждый раз, когда я перечитываю книгу – а я делаю это довольно часто, – представляю, что именно моя сестра, а не выдуманный персонаж поселяется в Бартоломью, находит приключения и истинную любовь.
Вот почему я так люблю эту книгу. Джейн заслужила хорошую концовку. А не ужасный финал, который скорее всего настиг ее в реальности.
Меж тем, в Бартоломью оказалась я. Глядя на «Сердце мечтательницы», я никак не могу поверить, что нахожусь в том же здании, которое изображено на обложке. Вон там виднеется окно комнаты, в которой я стою. А у окна сидит Джордж, сложив лапы и расправив крылья.
Я дотрагиваюсь до горгульи на обложке и чувствую прилив симпатии. И не только симпатии. Я чувствую, что он – мой. Раз он сидит под моим окном, значит, принадлежит мне.
Существуй в мире справедливость, он принадлежал бы Джейн.
Оставив книгу на ее законном месте, я присаживаюсь у окна с телефоном и ноутбуком. Прежде всего я отправляю сообщение Хлое, предупреждая ее, что визит отменяется. Если я напишу вместо того, чтобы звонить, возможно, она не станет задавать лишних вопросов и выражать недовольство по поводу моей новой работы.
Не повезло.
Хлоя отвечает ровно через три секунды.
Почему я не могу прийти?
Сначала я хочу сослаться на плохое самочувствие, но потом понимаю, что Хлоя непременно заявится с галлоном горячего бульона и сиропом от кашля.
Ищу работу.
Весь день?
Да, извини.
Когда можно будет прийти? Пол тоже хочет посмотреть.
Мне нечего возразить. Да, я могла бы придумать какое-то оправдание, но я не могу врать все три месяца. Придется сказать правду.
Не получится.
Хлоя мгновенно пишет в ответ:
Это еще почему???
Сюда не пускают посторонних. Такое правило.
Я едва успеваю отправить сообщение, когда телефон начинает звонить.
– Что еще за бред? – спрашивает Хлоя, стоит мне ответить. – Не пускают посторонних? Даже в тюрьмах разрешают свидания.
– Знаю, знаю. Это кажется странным…
– Это и есть странно, – говорит Хлоя. – Ни разу не слышала о здании, куда нельзя приглашать гостей.
– Я здесь не живу, а работаю.
– На работу тоже можно приводить друзей. Ты же много раз была у меня в офисе.
– Здесь живут богатые и важные люди. Очень богатые. Они ценят свое личное пространство. Я их понимаю. Я бы тоже не любила посторонних, если бы была какой-нибудь звездой или миллионершей.
– Ты оправдываешься, – говорит Хлоя.
– Ничего подобного, – отвечаю я, хотя и вправду чувствую себя некомфортно.
– Джулс, я просто беспокоюсь о тебе.
– Обо мне не надо беспокоиться. Ничего не случится. Я же не моя сестра.
– Это странное правило, дедушкины байки и то, что рассказал Пол… Меня все это пугает.
– Погоди, что рассказал тебе Пол?
– Что тут сплошные секреты, – говорит Хлоя. – Он говорит, в Бартоломью почти невозможно поселиться. Президент их фирмы хотел купить там квартиру, так его даже на порог не пустили. Сказали, что свободных квартир нет, но они могут поставить его в очередь – лет на десять. И еще я прочла статью…
