Заметно нервничая, он вновь ускорился.
— Очень сумбурно, но, кажется, суть я уловила. — Мне приходилось почти бежать, чтобы успевать за своим длинноногим спутником. — И как мне теперь выговаривать тебе, что накопилось?
— А что такое? — Дима остановился, давая мне небольшую передышку, и обратился к Пашке, нагнавшему нас. — Дружище, мы с малявкой на больничном. Так что в кафе не сунемся. Иди один и предъяви Солнцевой доказательства своей любви.
— Ну… ладно…
— Ждем тут.
— Спасибо, — благодарно кивнула я, глядя вслед удаляющемуся Павлику, — мне бы не хотелось появляться там сейчас даже с сыном хозяина. Все-таки я на счету, как хороший работник. А тут вроде как на больничном, и гуляю. А вступаться за меня… Нет, так не могу. Неловко.
— Да? — Дима теперь держал меня за обе руки. — А я об этом даже не подумал. Просто решил, что ты хочешь мне что-то сказать, поэтому отправил его одного.
— Ага, — кивнула я, — но пока ты держишь мои руки, мне тяжело с тобой ругаться.
— Ругаться? — Улыбнулся он. Отпустил мои руки и растерянно потер татуировку на шее. — Слушаю тебя внимательно.
Я тряхнула волосами, заставив его невольно перевести на них взгляд.
— Скажи мне что-нибудь… неприятное, что ли. Чтобы настроиться!
Дима удивленно распахнул глаза.
— Про себя?
Кивнула.
— Можно.
— Я… ленивый бездельник.
— Не пойдет.
Он хитро прищурил глаза.
— Что-то гадкое нужно?
— Да.
— Совсем-совсем гадкое?
— Ладно, все. — Я выдохнула. — Мне не нравится, что ты не можешь быть серьезным. Вот, сказала.
Дима почему-то не выглядел особо расстроенным.
— С тобой ведь я серьезен. Не?
— И да, и нет. — Мне пришлось прокашляться, чтобы собраться с мыслями. — Понимаешь, все у тебя легко. Так ведь не бывает. И мне становится страшно, что если мы… вместе… и… я вдруг захочу поговорить с тобой серьезно, а ты меня не услышишь. — Закрыла глаза, вздохнула, открыла их снова. — «Хи-хи-ха-ха» — оно не всегда бывает уместно, если дело касается проблем и отношений. Ты всегда такой?
— На тебя прямо сейчас все вывалить? — Он засиял так, будто собирался осветить весь мир вокруг. — Или постепенно?
— Даже взять мою маму. Я молчу, что ты, позабыв о приличиях, панибратски разговаривал с преподавателем. Но мама! Моя мама! Блин, это даже сводничеством назвать нельзя. Это… это… я не знаю. Хуже!
Дима кивнул.
— Я должен был спросить у тебя, понял. — Теперь Калинин действительно выглядел виноватым.
— Ты заигрался. — Я махнула рукой в сторону кафе. — Вон, Суриков тоже думал, что все должен решать за меня. Как итог — я его боюсь. Он же неуправляемый!
— Ох, да, твой брат совсем без башки! — Весело рассмеялся Дима, снова нежно взяв мои ладони в свои.
— Не знаю, что между нами происходит. — Сделав над собой усилие, подняла на него глаза. — Но одну могу сказать честно. Мне нужен человек надежный.
И захотелось снова закрыть глаза. Чтобы спрятаться. Мир будто перевернулся. Наконец-то, я это сказала.
Это как долго что-то держать в себе и, наконец, произнести вслух, боясь осуждения. Я привыкла к тому, что девочка должна нравиться, девочка должна быть красивой и веселой, должна-должна-должна. И тут первый раз в жизни прямо говорила другому человеку, чего хочу. Пятьдесят на пятьдесят. Теперь он испугается и убежит, либо сделает вид, что не испугался, и сольется позже.
Но я обещала Ане. Дала подруге слово. Это было, когда меня впервые прорвало после истории с Костылем. Впервые, когда я смогла рассказать об этом кому-то еще. Просто открыть рот и сознаться. А потом рыдала, заливая кухню кафе водопадами слез и говорила-говорила. Без умолку. Знаете, это было похоже на принцип работы баллончика с монтажной пеной: ты только нажал на рычаг, а из носика уже потекла тоненькая струя. Потом она начала увеличиваться в объеме, еще и еще, и так, пока не достигла гигантских размеров.
В тот день Солнцева пыталась анализировать мои ошибки. По ее мнению, неправильным было лишь хотеть понравиться парню. И не требовать ничего взамен. Необходимо всегда выбирать партнера и самой. Да уж, Аня будет поувереннее меня. У нее есть своя философия: «Не нужно стесняться предъявлять требования мужчинам. До тех пор, пока ты будешь думать, что недостойна лучшего, тебя будут бросать даже самые отъявленные *удаки».
Если я хотя бы намекнула Игорю, что хочу серьезных отношений, он слился бы раньше, чем успел причинить мне боль. Наверное. Или, как минимум, у меня было бы на один повод меньше, чтобы ненавидеть себя за бездействие.
— Ладно! — Несколько раз кивнул Дима. Он выглядел спокойным, и только расширенные зрачки выдавали его удивление. — Я понял, из-за чего ты переживаешь. Каждый раз, когда я буду казаться тебе ненадежным, пинай мне под зад. Разрешаю. Или можешь просто напомнить на ушко.
— Значит… — Вздохнула я, глядя на него снизу вверх. — У нас… с тобой…
— М? — Прикидываясь слабослышащим, Калинин вытянул шею.
— У нас…
— Все серьезно. Да. Да. — Притягивая меня к себе и отрывая от земли, подытожил он.
— Ыыыы! Болячки! Спина! Осторожнее! — Пискнула я, зарываясь носом в его запах. Привычный, уютный, почти родной.
— Прости, — он поставил меня на землю, — могу поцеловать каждую. Хочешь?
— Нет!
— Понял, — подмигнул Дима, — не здесь, да?
— Ну тебя! — Рассмеялась я, с удовольствием прижимаясь щекой к его груди.
— Наша первая ссора. — Сказал он, четко разделяя слова. — Занесем этот день в календарь и будем отмечать каждый год.
— Блин! — Мои руки обвили его талию. Было так приятно обниматься, раскачиваясь из стороны в сторону. Даже несмотря на то, что замок его кофты постоянно норовил оцарапать мне нос. — Лучше будем отмечать что-то другое.
— Придумаем!
В кармане завибрировало.
Анка-пулеметчикса: Спасите! Он это сделал! Как я могу встречаться с парнем с кольцом в носу?! Как?!
Я показала сообщение Диме, и мы дружно рассмеялись.
Следующие девять дней больничного пролетели, как один миг. Мы каждый день проводили вместе. Каждый. Когда расставались, оставались на связи, переписываясь по несколько часов. Болтали о всякой ерунде, узнавали друг друга так, как могли. И посредством творчества, конечно.
Каждый наш вечер теперь проходил в репетиционном гараже Ярика. Тощий, бритый на лысо парнишка был другом детства Димы, вместе с которым они когда-то состояли в одной группе в школе. Под звуки ударных, гитар и синтезатора я пыталась читать конспекты и рисовать. Суриков наглым образом издевался над гитарой, все время заставляя парней сыграть с ним то или иное известное произведение. И зачастую совершенно наплевав на их музыкальные вкусы. Проще говоря, истязал!
