– Думаю, к нему все же временами возвращается рассудок, – заметил Ноэль, – однако с выбранного пути уже не свернуть, вот он и выступает в роли дурачка.
– Он добрый, а его считают глупцом. Доброта не в чести в наше время. Легче умного назвать дураком, чем признать, что он умнее тебя. Вообрази, он назвал себя водой в колодце. Умного она излечит, дурака убьет.
– Как вода может излечить?
– Он уверяет, что никто не придумал еще лучшего средства.
– А как она убьет дурака?
– Очень просто. Бывает, и яд лечит, если его не глотать.
– Все так, но какова при этом его роль?
– Этого и я не пойму. Этот человек полон загадок, попробуй разгадай. Он сказал, что у шута может быть только один хозяин, нельзя быть дурачком для многих. Собака, которая бросается на всех, исключая своего хозяина, всегда плохо кончает. Потом добавил, что убежит из дворца, когда у Генриха появится фаворитка и сын с любовницей.
– Ну, это случится не так скоро, ведь сына у короля пока нет. Так что пусть не торопится. Однако к чему он сказал об этом, что за всем этим кроется?
– Об этом и я спросила, а он только рассмеялся в ответ и убежал. Потом остановился в дверях и крикнул напоследок: «Ответ второму франконцу даст шут второго саксонца».
– Ничего не понимаю; второй саксонец… Постой, да ведь это Оттон Первый, император! А второй франконец – Генрих Черный. Что между ними общего?
– Только то, вероятно, что оба вторые, каждый в своей династии.
– При чем же здесь шут?
– Тот же вопрос я задала королеве. Вот что она мне рассказала. Император Оттон имел сына. Его любовница повздорила с фавориткой отца и стала вынашивать планы мщения. Она вздумала ни много ни мало свалить наперсницу. Для этой цели они с сыном избрали шута; тот должен был очернить фаворитку в глазах Оттона, высмеять ее публично. Никто не стал бы ему мстить за это: с дурачка какой спрос? Однако шут не пожелал играть эту роль. Тогда сын императора пригрозил ему, что прикажет заточить в подземелье его мать якобы за то, что та оскорбила Светлейшего. Шуту ничего не оставалось, как подчиниться. Но после первой же его выходки фаворитка приказала своим слугам удавить шута. Вот Полет и намекнул: не случилось бы при втором франконце того, что случилось при втором саксонце.
– Да, но у того шута была мать. А у этого? Ведь она погибла.
– Он называет матерью ту, что излечила его от ожогов, буквально вытащив из могилы. Теперь, представь, он сказал, что нас с тобой ему послало само небо.
– Нас с тобой? Что за нелепая фантазия у этого малого! Почему он так решил?
– Он заявил, что мы поможем найти его мать.
– Черт знает что творится в голове у этого шута, – усмехнулся Ноэль. – Не удивлюсь, если он скажет, что вскоре ему предстоит рассмеяться, а потом плюнуть в лицо наместнику апостола Петра. Нынешний, кстати, этого достоин, как и его предшественники.
– Осуждаешь пап? И напрасно. А я приветствую. Зачем корчить из себя лицемера? Коли тебе дали власть, почему бы не воспользоваться этим и не пожить в свое удовольствие? Конечно, грабеж народа и прочие жестокости с их стороны не говорят в пользу их высоких моральных качеств, но во всем остальном они откровенно насмехались над Церковью и всем, что с этим связано. Именно этим мне и симпатичны эти пьяницы и развратники. Епископ, понятно, осуждает и ненавидит всех пап.
– Согласен, ведь то, что он рассказал, не может вызвать ничего, кроме презрения и справедливого возмущения образом жизни наместников Христа.
– Клюнийская реформа не выходит у него из головы. Сдается мне, он мечтает извлечь из этого для себя немалые выгоды, борясь за чистоту в церковных рядах, за порядок в Церкви и ее главенство.
– Не нам с тобой судить об этом, Агнес. Кто знает, чем закончится римский поход короля Генриха?
Так, беседуя, они дошли до трактира, у дверей которого, скрестив руки на груди, со скучающим видом стоял человек в переднике, как оказалось впоследствии, хозяин. Сюда редко захаживали по той простой причине, что эта часть города не посещалась ни путешественниками, ни лицами дворянского происхождения, жившими во дворце. Трактир находился в южном квартале, и заходили сюда пропустить кружку эля лишь местные рыбаки и ремесленники, с которых не особо разживешься.
И вдруг – два рыцаря и с ними оруженосец! Не похоже, чтобы они странствовали: лошадей у них нет, из оружия – только меч да кинжал за поясом. Значит, где-то остановились, а сюда зашли… чем черт не шутит, не в поисках ли хорошего ужина?
Подумав так, хозяин с самой приветливой улыбкой поспешил навстречу двум, несомненно, состоятельным рыцарям. Те не стали себя долго упрашивать: пустые желудки давно уже заявляли о себе, а до дворца было не так уж и близко.
Трактирщик засуетился и мигом сервировал стол. Арни помогал ему в виду отсутствия служанки, которую хозяину просто не на что было содержать. Так он сам выразился, хотя по его внешнему виду, убранству заведения, выбору вин и закусок никто не решился бы утверждать, что он беден.
Глядя на стол с едой, хозяин с удовольствием потирал руки: неплохую сумму пообещали ему рыцари за ужин. Если они к тому же надумают снять комнату… О, тут уж он не упустит возможности добавить весомый вклад к своим капиталам. Почаще бы заходили к нему такие постояльцы. Ну, а таким вот, как эта нищенка, здесь уж совсем делать нечего; принесла же ее нелегкая; и чего ей тут надо?
Последнее рассуждение трактирщика относилось, понятно, не к двум рыцарям, а к кому-то иному. Этим «иным» оказалась женщина – убого одетая, невзрачная и, судя по кислой физиономии хозяина, с одной жалкой монеткой в кармане. Она вошла, бросила цепкий взгляд на двух рыцарей за столом и медленной походкой направилась к другому столу. На ней был длинный балахон темно-серого цвета с длинными рукавами, голову прикрывал капюшон, закрывающий почти весь лоб. Длинные седые волосы падали ей на глаза, выбившаяся слева прядь скрывала почти половину лица.
Она тяжело опустилась на скамью и некоторое время не подавала признаков жизни, потом медленно повернула голову и стала украдкой наблюдать за первыми тремя посетителями.
Трактирщик нехотя подошел к ней, спросил, чего она желает. Нищенка подняла на него тяжелый взгляд и попросила кружку воды.
– Кружку воды? – вскричал хозяин. – Стоило тебе приходить сюда ради этого! Ступай к реке, там и напьешься.
Женщина покосилась на соседний стол. Те, что сидели за ним, привлеченные шумом, смотрели на них. Она отвернулась и торопливо проговорила:
– Тогда еще вина… немного… совсем немного.
– Сколько же? – хмыкнул трактирщик. – Чтобы хватило только смазать твои губы?
Женщина кивнула и положила на стол золотую монету. Хозяин вытаращил глаза, схватил деньги и, низко поклонившись, проворно отправился на кухню.
Брат и сестра переглянулись.
